Онлайн книга «Селеста, бедная Селеста...»
|
Мое сердце больно стукает под ребро и пропускает удар. Я хватаю ртом воздух и останавливаюсь. Мягкие подошвы сапог позволяют мне двигаться бесшумно, но Лешка все равно узнает, что я пришла. Он неуверенно поднимается и стоит у диванчика, касаясь его ногами и запрокинув вверх голову. Я делаю несколько шагов, и Лешка подается ко мне, но от диванчика не отходит. Боится потерять ориентир или не хочет приближаться ко мне? В нерешительности я замедляю шаг, но потребность ощутить Лешку сильнее любых доводов рассудка. Я делаю один шаг, другой, неведомая сила подхватывает меня, несет и бросает ему на грудь. Тут же Лешка обхватывает меня, притискивает к себе, шепчет — кричит: — Алька! Алька! Я изо всех сил обхватываю его, узнавая в исхудавшем теле моего Лешку, и поднимаю лицо навстречу его соленым губам. Между нами в этот момент не существует преград. Я целую нижнюю часть лица, свободную от бинтов, стараясь не причинить ему боли, глажу плечи, спину. Лешка забыл о своих страхах, оторвался от диванчика, мы кружим по залу вокруг друг друга, переступаем, сближаемся, стискиваясь; отступаем, чтобы встретиться губами. Еще не сказано ни одного слова, только Лешка беспрестанно шепчет: — Алька! Алька! Я ощущаю во рту соленый вкус, наши лица мокры, и я не знаю, чьи слезы глотаю. Поднимаю руки, осторожно обнимаю Лешкину голову. Бинтов намотано так много, повязка мягкая, словно подушка. Лешка замирает под моими руками, только его пальцы вздрагивают у меня на спине. Майор ждет меня в вестибюле. Это он добился у главврача свидания для нас с Лешкой. Я благодарно улыбаюсь ему: — Спасибо, Саша. — Как он? — спрашивает майор. — Не знаю, — растерянно протягиваю я. Майор тоже растерян. А я вдруг понимаю, что не сказала ни одного слова и ни о чем не спросила Лешку. Мы просто не успели поговорить. И нацеловаться не успели. Пришла дама в белом и забрала Лешку. Он ушел с ней не оборачиваясь. Какой смысл? Майор смотрит на меня и начинает смеяться. Прямо покатывается со смеху. Я тоже внимательно смотрю на него и, кажется, впервые вижу: невысокий, ладный, молодой. Его смех сердит меня, я хмурю брови. Это еще больше смешит майора. Он прыскает в ладошку и с трудом выговаривает сквозь смех: — Целовались? — Я киваю хмуро и виновато, а майор только что с ног не падает. До меня доходит причина его веселья, я невольно улыбаюсь и скоро тоже смеюсь. — Аля, привет! — Здравия желаю, товарищ майор! — Аль, я чего звоню-то… Мне завтра в командировку, а Любаня чего-то квасится. Ты бы ее навещала до меня. — Само собой. Саш, а ты куда? — На кудыкину гору. — Ой, прости! — Бог простит. — Возвращайся целым. Ладно? — Ладно. Более обшарпанного и вонючего подъезда я в своей жизни не посещала. На лестнице горела примерно половина от необходимого числа лампочек, да и те то ли горели вполнакала, то ли просто были маломощными. Таким образом, темноту нельзя определить как кромешную, но в некоторых местах она сгущалась довольно угрожающе. Из темноты доносились шорохи и вздохи, она колебалась, наступала на меня, я спешила миновать наиболее темные участки, стараясь не дотронуться до крошащихся стен, липких перил. Я считала повороты, чтобы не ошибиться этажом. Неожиданно моя нога наступила на что-то мягкое. Раздался пронзительный вопль, щиколотку обожгло болью, и я тоже завопила и рванулась вверх по лестнице. Больше я уже не считала. Просто неслась вверх, пока не достигла сравнительно освещенной площадки. Здесь я остановилась и взглянула на свою ногу. Чулок у самого края короткого сапога порвался и висел клочьями. Это меня не слишком огорчило. В моей сумке неизменно лежит пара нераспечатанных колготок. Просто надо найти место, где можно переодеться. Но в разрыве чулка по белеющей коже струилась темная густая кровь. Моя кровь. Черт! Вот невезуха, надо мне было наступить на кошку. Нога болела и зудела. Очевидно, кошка не только укусила, но и оцарапала меня. С Любой меня связывало исключительно телефонное знакомство, открывшая мне дверь женщина подходящего возраста молчала, поэтому определить, та ли она, кто мне нужен, я не могла. Я смотрела на женщину, она смотрела на меня. — Проклятые твари! — в сердцах промолвила женщина незнакомым голосом. Понятно, передо мной не Люба. Не Люба продолжала, стоя в дверях и не делая попытки пропустить меня в квартиру: — Вовку, моего сынишку, тоже напугали. Хорошо, у него сапоги крепкие, не прокусили. А кожу поцарапали. А вы к кому? — К Любе. Мы договаривались. — А, так ты Аля. А я Тамара — соседка. Любка тебя ждет, она на кухне. А я у двери маячу, сейчас мои ребятишки должны прийти. Ты вот так по коридору иди до конца, а потом сразу налево. Разуваться не надо, — остановила меня Тамара, — квартира коммунальная, все так ходят. Моем по очереди один раз в день. — Аль, привет, тебя где носит, с утра звоню? — Здравствуй, Светуль, я только вошла. — Где была? Только не говори, что на работе, я на кафедру звонила. — Я в женскую консультацию ходила. — Случилось что? — Да нет, я Любаню водила. — А Любаня — это кто? — Жена Саши… — Уже понятнее. А Саша — кто? — Свет, включи мозги. Саша — Лешкин командир. — Вспомнила. Не голоси. А почему ты ее водила, больше некому? — Некому. Саша в командировке. Таня — дежурит, а Тамара ребятишек к врачу повела. — Сколько народу — мрак. Таня, Тамара — это кто? — Соседки. Они в одной квартире живут, три семьи. — Понятно. Мрак. — Да нет, они ладят. Им квартиры во втором квартале обещали. — А у Лешки ты была? — Нет, у него сегодня мама, я — завтра… — Как ты с ней? — Не спрашивай. Стараемся держаться друг от друга подальше. — Понятно. А Лешка как? — Почти хорошо. Поговаривают о выписке. — Классно! Аль, я чего звоню-то… У нас с Гвоздем сегодня годовщина, он в «Елках-палках» столик заказал, дите оставить не с кем. Посидишь? — Я, конечно, посижу, но назревает вопрос, с кем собирался оставлять дочку Васька, когда в ресторан мылился? — Ну с матушкой же свекровью… — И что? — Свалилась в жесточайшем гриппе. — Ладно. Только можно я Людку позову? — Ага. И Любаню. Пусть потренируется. Светка сдала нам с рук на руки свое сокровище и убыла на свидание с любимым. Мы потетешкались с малышкой, потом Любаня объявила, что наступило время кормления. Она как-то сразу назначила себя главной нянькой и командовала нами. Мы с Людкой не спорили. Я открыла холодильник и обнаружила в его дверке несколько бутылочек с чем-то похожим на молоко. Людка проследила, как я подогреваю бутылочку в ковшике с водой, протерла ее полотенцем, прижала к щеке. Я благоговейно наблюдала за ее действиями. Установив, что температура напитка соответствует нормативной, подруга проследовала в комнату. Оттуда уже неслись крики: требовательные младенца и гневные Любани. При нашем появлении крикуньи замолчали и уставились на нас одинаковыми круглыми глазами. |