
Онлайн книга «Я тебя люблю, и я тебя тоже нет»
Но, приближаясь к кабинету Милены, я забыла уже про все — весь день исчез в небытии, и только бешеный стук сердца глушил меня, перебивая головную боль. Дверь была полуоткрыта, я прошелестела пальцами по дверному полотну и, потянув его, сделала шаг в комнату. — Добрый вечер… Милена сидела за столом, боком ко входу, она повернула голову, отрываясь от каких-то бумаг, и в ее взгляде, упавшем на меня, появилась эта, сводящая меня с ума, смешинка. — Здравствуй. У нее был явный акцент, и я таяла от него, может быть, еще больше, чем от ее серых загадочных глаз. Я нерешительно зависла у входа. Милена продолжала улыбаться. — Входи. Сядь! — Она похлопала по стулу рядом с собой. Милена по-иностранному скупо строила фразы, и они могли показаться бы жесткими, если бы не смягчались интонацией. Робея от счастья, я осторожно опустилась на стул рядом с ней. Милена приобняла меня за плечи, поймав меня в сети своих глаз: — Рада видеть тебя. Как дела? — Спрашивать, зачем я пришла, смысла уже давно никто не видел. — Хорошо… А я маслины принесла… — Маслины? — Брови Милены слегка дрогнули, и она снова улыбнулась: — Спасибо! Будем кушать. Я голодная! А ты? — Да я ужинала, — вспомнила я про себя «обмывку» звания подполковника и вытащила из сумки банку маслин. Милена отпустила мои плечи и взяла банку, рассматривая этикетку. Наверняка она слышит алкоголь, но, не однажды наблюдая меня в подобном состоянии, никогда не подает виду. — Испанские… я не нашла греческих… — Надо взять тарелку, идем на кухню, — по пути на офисную кухню Милена вновь положила ладонь мне на плечо, а я как всегда напряглась от этой ее манеры постоянно касаться меня. А потом мы ели маслины из одной тарелки, сталкиваясь пальцами, и говорили сначала почему-то о Ричарде Бахе, не произведшем на меня никакого впечатления, потом о мимозах Черногории, о ласковой Адриатике, потом о Греции, где Милена гостила год замужем… Маслины кончились. За окном было совсем темно. Милене пора было домой, конечно, она устала. Головная боль напомнила мне о себе. И надо было уже покидать офис. Маслины кончились. А я снова не сказала ей этого. — Уже поздно, надо ехать домой, — Милена мягко улыбнулась и стала неторопливо собирать что-то в свою сумочку. — Да… Ты устала? — Немного, — она слегка нахмурила брови. — Горячий душ очень хочу! — Милена застегнула сумку и, взглянув на меня, снова улыбнулась. А меня придавило к стулу, и я, чувствуя глупость своего поведения, упорно не поднималась, не вы пуская Милену. Милена держала сумочку в руках, но почему-то тоже продолжала сидеть, сводя меня с ума своим проникающим взглядом. — У тебя красивые глаза, — вдруг произнесла она. Боже! Сказать такое о моих очах, можно только имея богатое воображение. Впрочем, я знала, когда они могут быть действительно красивыми. Когда они — влюбленные. Я услышала, как тиски, сдавливающие мое горло, разжались и: — Я люблю тебя!.. «Я — сказала…» — Да. Я тебя тоже люблю… Ухнуло куда-то вглубь Земли не только мое сердце, а печень, селезенка, легкие, словом, все мои потроха. «Ну, вот, как это понять?!» Я только понимала, что если сейчас встану, то тут же осыплюсь на пол кучкой мелких деталей, как конструкция, неожиданно потерявшая сразу все свои винтики. А Милена почему-то не улыбалась больше. Она поднялась. — Пора. Идем… Нас встретил тихий осенний вечер с ласково шелестящей листвой под ногами. Переходя дорогу. Милена взяла в свою руку мое запястье, а я двигалась, как лунатик, полностью отдавшись воле другой женщины. Перейдя на другую сторону, Милена остановилась, не выпуская мою руку. Показались волчьи глаза автомобильных фар; Милена сделала жест свободной рукой, и автомобиль, ослепляя нас желтым светом, остановился. Водитель опустил стекло и что-то спросил. Милена что-то ему ответила и повернулась ко мне. И снова взяла меня в плен своих глаз. «Милена!.. Я не хочу… уходить… из этого плена… « Милена чуть сжала мое запястье и отпустила: — Пока! — Она улыбнулась и открыла дверцу машины. — Пока… — «Да что же ты делаешь!.. Милена! Не отпускай меня…» Она села и, чуть придержав дверку, сказала еще: — До завтра! — Улыбнулась снова, и е улыбка осталась за стеклом тронувшего с места автомобиля. До завтра… Я медленно двинулась, загребая но сами ботинок опавшие листья. До завтра? Пинком взорвав кучу листвы, я прибавила шагу. «До завтра! — Я рвала ногами легкий осенний ковер и почти бежала. — До завтрааа!!!» … Какое утро! Пьянящий коктейль из солнца, голубого неба, рыже-лимонной листвы в хрустальном бокале осеннего воздуха. И сквозь прозрачный волшебный напиток — ОНА. Я вчера сказала! Открылись шлюзы, и меня затопило в мощном потоке любовного безумства… Ну, если честно, не совсем уже утро — поздно уснув вчера, я сегодня поздно и проснулась, тем приблизив вечернюю встречу с НЕЙ. На службе я нарисовалась, когда уже чаепитие сослуживцев плавно перетекало в обед. Я швырнула сумку на стол и, стыдливо стараясь не смотреть на замороженный моим невниманием фасад, вооружилась первой за сегодняшний рабочий день сигаретой и направилась в курилку. Тут Аля, отвлекшись на секунду от стрижки салата, кинула мне в спину: — Ир, тебе звонила Милена, просила перезвонить. Bay! Я, резко сменив курс, ринулась к телефону. Стук сердца, застрявшего где-то в горле, заглушал гудки и — вот: — Алле, — она! — Милена, здравствуй! Ты просила… — Здравствуй, — и четко выговаривая слова, — Ирина, я завтра уезжаю. Домой. Хрустальный бокал беззвучно грохнулся на землю и разлетелся на тысячи мелких холодных стеклышек… — Почему??? — Потом объясню. Ты можешь приехать ко мне сейчас? В офис. Мне нужна твоя помощь. — Да… минут через двадцать… Хорошо? Хорошо. Оглушенная новостью, я неслась по лестнице к ней, машинально пытаясь закурить; сигарета сломалась — я отшвырнула ее и, протаранив входные двери, под их грохот, вылетела на улицу, и запнулась о Кирку. — Кирка, я спешу! Киркина недолгая радость от встречи со мной сменилась оторопью: — Куда ты? — Мне некогда, Кир! Потом… Милена уезжает! — Уезжает?.. А че так? — Да откуда я знаю! Она только что мне сказала, по телефону. Все, Кир, я бегу! — К ней домой? — В офис… Кирка, я не выживу! — Выживешь! Ревнивые люди — недобрые, это я уже точно знаю. |