Онлайн книга «Гонки на выживание»
|
– Надо же, какие романтические пошли нынче гонщики! Ты прямо поэт! А когда гонка? – спросила она, чтобы сменить тему. – В воскресенье. Ты придешь? – Как же я могу пропустить гонку, посвященную мне? – Ни в коем случае не можешь, – подтвердил он. – Ну, а ты будешь мне позировать? – Я тебе позвоню. Я еще не знаю своего расписания. Было три часа ночи, когда ее разбудил телефонный звонок. – Как насчет завтрашнего дня? – сообщил Андреас, не извиняясь и ничего не объясняя. – Андреас, на дворе глубокая ночь! – Я не мог заснуть. Так как насчет завтра? Она протерла глаза. – Да, пожалуй. – Отлично. В четыре часа? – Как скажешь. – Меня угостят английским чаем? – Если будешь сидеть смирно. – Спи. Уже и вправду очень поздно. Александру не смущало фамильярное обращение; оно напоминало ей отца. Джон Крэйг тоже был художником, хотя далеко не таким преуспевающим. Ее родители, после свадьбы попытавшиеся было осесть в Нью-Йорке, разошлись, когда Александре было пять лет. Джон Крэйг вернулся в родной Бостон и возобновил свое прежнее богемное существование, а Люси, мать Александры, решила переехать домой, в Англию. Мать и дочь прибыли в Корнуолл, где жила сестра Люси, за три месяца до начала войны. Они обосновались в Полперро, в относительной безопасности, но в июне 1944 года Люси отправилась в Лондон, чтобы провести день со своим новым приятелем, офицером королевского военно-воздушного флота, и была убита снарядом, упавшим на английскую столицу. Александра оставалась в Корнуолле с тетей, пока трансатлантические рейсы не стали безопасными. После этого она вновь пересекла океан и вернулась к отцу. Следующие полгода Александра посещала школу в Бостоне. Ей нравилось жить с отцом, она заменила ему домоправительницу и открыла в себе любовь к живописи. Она обожала Крэйга, легко мирилась с его безалаберной жизнью, хотя он сильно пил, зарабатывал своими работами гораздо меньше, чем мог бы, и приводил домой бесконечную череду «сомнительных» женщин. Они жили в ветхом доме на Хантингтон-авеню, на достаточном отдалении от семейного особняка на Бикон-хилл, поэтому стрелы презрения, пущенные аристократической родней Крэйга, до них не долетали. В 1952 году, однажды утром, Александра обнаружила отца распростертым на заляпанном красками ковре перед мольбертом. Тело уже успело остыть. Собрав все свои силы и волю, она организовала похороны, продала дом и отправилась обратно в Европу. Ей уже было восемнадцать, она была вольна распоряжаться собой и полна решимости не поддаваться влиянию отцовской семьи, этой «касты браминов», как называл ее сам Крэйг. Целый год Александра вела бродячую жизнь в Италии, впитывая красоты Рима, Флоренции и Венеции, зарабатывая себе на спартанское существование моментальными уличными зарисовками и портретами туристов. На следующий год она переехала во Францию, приобщилась к экстравагантному существованию парижской богемы, собиравшейся на Монпарнасе, и с восторгом открыла для себя ослепительные краски Юга, подлинного рая для художников. Но к 1955 году она поняла, что, если хочет обеспечить себе более или менее стабильное существование, ей необходимо хоть немного дисциплины и профессиональных знаний. Деньги, полученные от продажи дома, в основном ушли на оплату отцовских долгов, а зарабатывать на жизнь живописью было невозможно, не зная, как потрафить вкусу покупателей картин. Александра с болью простилась с Парижем, втиснула свои немногочисленные пожитки в один-единственный чемодан, села на паром в Кале, вернулась в Лондон и без предварительной записи ворвалась в приемную секретаря Школы изящных искусств Слейда [17] . – В школу Слейда нельзя поступить просто так, мисс Крэйг. Нужно подать правильно оформленное заявление, и в любом случае для иностранцев свободных мест нет на ближайшие два года, – сказала ей секретарь приемной комиссии, тонкая, как тростинка, женщина в строгом костюме с жемчужным ожерельем на груди. – Но я не могу ждать! – Александра раскрыла папку с этюдами и принялась извлекать из нее пастели и акварели, пока весь пол приемной не расцветился, как волшебный ковер, яркими зарисовками Латинского квартала, оливковыми, охряными и огненными пейзажами осенней Венеции, анемично-бледными лицами американских туристов, мелькающими в смуглой и веселой неаполитанской толпе. – Мисс Крэйг, я ничем не могу вам помочь. Наш курс обычно длится четыре года… Правда, есть краткосрочный годичный курс для студентов, не получающих диплома… – Это то, что мне нужно! – Александра выбрала одну из любимейших своих работ – сделанный пастелью эскиз подростка, любующегося «Давидом» Микеланджело во Флоренции, – и протянула его женщине-секретарю. – Прошу вас, покажите это кому-нибудь! Я проехала ради этого несколько тысяч миль, постарайтесь помочь мне! Англичанка посмотрела на нее с любопытством. – Вы действительно проделали весь этот путь ради Слейда? – Именно так, – сокрушенно вздохнув, ответила Александра. – Я сегодня приехала сюда прямо из Дувра. – Вам есть где жить? Александра покачала головой. Порыв, приведший ее сюда, вдруг показался ей чистейшим безумием. Секретарь деловито поднялась из-за стола. – Уберите весь этот беспорядок, мисс Крэйг, и пойдем взглянем на доску объявлений. Что-нибудь непременно найдется. Наши студентки вечно ищут родственную душу, чтобы было с кем разделить жилье за плату. – Она с любопытством оглядела Александру. – Деньги-то у вас есть? – Да, у меня есть сбережения. Вот почему я решила действовать сейчас, пока не потратила все. – Учтите, плата за обучение у нас высокая. Студентам-иностранцам стипендия не полагается. – Вы хотите сказать, что у меня есть шанс? Женщина предостерегающе вскинула руку. – Не надо так спешить! Шансы невелики, и вы должны это понимать. Но… – Она помедлила, осторожно и тщательно подбирая слова. – На меня ваша работа произвела впечатление. Всю усталость Александры вдруг как рукой сняло. Она была готова взять этот чужой и грозный город штурмом. Девушка покраснела. Александра проучилась в школе Слейда тот самый год, о котором так просила. Ее научили сдержанности и дисциплине; показали, как наилучшим способом использовать свою природную склонность к цвету и фактуре; ей читали лекции; ее укрощали, натаскивали, обучали, просвещали и поощряли. Она покинула школу с чувством облегчения. Теперь она вновь была вольна выбирать: погрузиться ли опять в свой утопический мир или, в случае необходимости, взяться за заказ, хоть и менее вдохновляющий, но зато приносящий доход. |