Книга Клянусь, что исполню..., страница 33 – Хилари Норман

Джим вгляделся в лицо двоюродного брата и вдруг понял, чего он ждет от Майкла, – точки соприкосновения, душевной близости, надежной, твердой почвы.

– И все же?

Темные глаза Майкла, того же роскошного бархатистого оттенка, что и у Джима, почернели.

– Я страшно разозлился, – тихо ответил он. – Был просто потрясен. – Он помолчал. – Не помню, чтобы я когда-нибудь прежде испытывал такое разочарование.

На миг Джиму стало чуть-чуть уютнее, теплее.

– Спасибо, – произнес он.

– За что? – грустно усмехнулся Майкл. – Я же не сумел помешать тому, что произошло.

– А ты знал?

– Нет, не знал. А должен был бы.

Внезапно мысли Джима унеслись в прошлое, в детство, проведенное в великолепном доме Ариасов на скалах Ньюпорта. Ему вспомнился летний день. Ему было тогда года четыре. Вся семья собралась в саду. Карлос сидел в белом тростниковом кресле возле матери Джима и Питера. Питер, ему тогда было лет десять, учил Джима бить ногой по мячу. Тяжелый мяч с налету ударил Джима прямо в живот. Малыш упал и от обиды расплакался. И тогда Майкл – его большой, взрослый двоюродный брат, лет, наверное, восемнадцати, поднял его, отряхнул и долго успокаивал, пока у Джима не высохли слезы. «Педро, будь же осторожнее, ради всего святого», – выбранил Майкл Питера. В те дни дома Карлос называл ребят испанскими именами – Мигель, Педро, Хайме.

– Джим. – Голос Майкла пробудил его от воспоминаний. – С тобой все в порядке?

Джим улыбнулся:

– Все нормально. Просто вспомнилось кое-что.

– Кэри?

– Нет. – Джим покачал головой. – Мы все. Наша семья. – Он посмотрел на двоюродного брата. – Ты всегда меня оберегал.

– Ты был совсем маленьким, – пожал плечами Майкл.

– Ты всегда был мне как родной, – доверительно произнес Джим и улыбнулся еще одному воспоминанию. – Знаешь, Оливия однажды сказала, что мы втроем напоминаем ей мафию.

Майкл удивленно приподнял брови:

– Неужели?

– У Оливии богатое воображение.

– Правда? Я ее слишком мало знаю.

– Пожалуй, да, – согласился Джим. – Недостаточно. – Он помолчал. – Она мой самый большой друг.

– Ближе, чем Энни?

– Да, наверное. – Джим задумался. – Энни для меня скорее как младшая сестренка.

– А Оливия? – спросил Майкл. Джим опять улыбнулся:

– Оливия – совсем другое дело.

Майкл остался позавтракать. Сегодня Джим готовил сам, поскольку домработница в эти выходные отсутствовала. Но даже за едой братьям не удавалось как следует расслабиться и отдохнуть. Пока они вспоминали давно ушедшие времена, беседа шла гладко и атмосфера сохранялась довольно теплая, но стоило разговору перекинуться на настоящее, как со всей резкостью начинала проявляться разница между братьями. Помимо кровного родства и светлых воспоминаний, у них было очень мало общего, особенно теперь, когда каждое упоминание о Питере сыпало соль на свежие раны Джима. За кофе Майкл спросил, не хочет ли Джим слетать с ним в Ньюпорт. Майкл ничем не показал, что обиделся.

– На этой неделе снова постараюсь поговорить с Питером, – на прощанье пообещал Майкл. – Хотя у меня создалось впечатление, что я вряд ли могу ощутимо помочь тебе. – В дверях он остановился и помолчал. – Если Кэри и Питер расстанутся, ты простишь ее?

– Нет, – ответил Джим, чувствуя, что говорит совершенно серьезно. – Ни за что.

– Правильно. – Майкл похлопал Джима по плечу. – Знаешь, братишка, я с тобой согласен на все сто.

Джим кивнул:

– Я очень это ценю. Здорово помогает.

– Но ты понимаешь, – с некоторой тревогой продолжал Майкл, – что я не могу окончательно отвернуться от Питера. Может быть, по крайне религиозным и высокоморальным соображениям мне и следовало бы порвать с ним, но я не могу. – Он тревожно вгляделся в лицо Джима.

– Я понимаю.

– Мне приходится нелегко, – добавил Майкл. – Нелегко каждый день на работе встречаться с Питером, зная, как он поступил с тобой… и до сих пор поступает. – Глаза Майкла потемнели. – Я очень зол на него. Все время пытаюсь представить, что сказал бы на моем месте твой отец – или, если на то пошло, мой отец.

– Я рад, что они не дожили до такого позора, – проговорил Джим.

– Это уже кое-что, – заметил Майкл. – Хотя в твоем положении не так уж много.

– Да, – согласился Джим. – Совсем немного.

Как только Кэри поняла, что Джим не собирается на коленях звать ее обратно, она, с превеликим удовольствием, принялась тыкать его носом в грязь. Его брат куда лучше его во всех отношениях, с наслаждением заявляла она прямо в глаза Джиму, наслаждаясь вновь открывшейся возможностью наносить болезненные раны. Кэри казалась самой себе пикадором, доводя мужа до изнеможения острым копьем супружеской неверности и готовя почву для смертельного удара.

– Я хочу развода, – заявила она однажды в ноябре, в понедельник, как только последний из делопроизводителей, занятых в проекте, покинул зал заседаний. – И намереваюсь получить его на моих условиях.

– Вряд ли в твоем положении можно выдвигать условия, – возразил Джим.

– Еще как можно!

– Неужели? – устало поинтересовался Джим, собирая бумаги в папки.

Кэри поднялась из-за дальнего конца овального стола и пересела поближе к Джиму.

– Потому что с моральной точки зрения, – медленно и осторожно ответила она, разглаживая юбку нового розового костюма от Версаче, – кто же посмеет винить меня за то, что я ушла к другому.

Джим поднял глаза:

– Что ты несешь?

– Ну, стоит только людям узнать, что побудило меня уйти от мужа…

– И что же тебя побудило? – Джиму легко удавалось сохранять спокойный тон, потому что он и чувствует себя как усталая сиделка, которая успокаивает пациента с острым бредом. Сейчас Кэри, наверное, потребует, чтобы он оставил свой покровительственный тон. Может быть, подумалось Джиму, он и в самом деле относится к ней слишком снисходительно.

– Твоя собственная гнусная интрижка, – заявила Кэри.

– Моя интрижка?! – Потрясенный Джим чуть не выронил бумаги.

Она торжествующе улыбнулась:

– Разумеется.

– И с кем же, по-твоему, я тебе изменял?

– С кем же еще, как не с твоими двумя подружками. Джим оторопел.

– Думаешь, я не знала? – агрессивно спросила Кэри, глядя прямо на него огромными ясными голубыми глазами.

Несколько долгих минут Джим изумленно глядел на нее, потом расхохотался. Он откинулся в кресле, запрокинул голову и совершенно искренне покатился со смеху. Потом, насмеявшись, снова выпрямился и впился в ее лицо почерневшими от гнева глазами.