Книга Мужеедка, страница 59 – Джиджи Леванджи Грэйзер

У Клариссы голова шла кругом. Шанс лицезреть свое имя напечатанным где-нибудь помимо просроченного телефонного счета привел ее в восторг.

— Мне всегда хотелось иметь титул, — заявила она. — Только до сих пор я не знала какой!

Кларисса принялась выписывать прямо на запотевшей стенке бокала: Кларисса Альперт Мейсон; К. А. Мейсон; Кларисса А. Мейсон; К. Алъперт-Мейсон…

— Ты гений, мой личный Эйнштейн. — Она бросилась официанту на шею и внезапно застыла: — Аарон просто помрет, если я устроюсь на такую работу! Где нужно подписаться?

— Во-первых, не нужно ничего делать только ради того, чтобы произвести впечатление, пусть даже на своего мужа. Во-вторых, детка, ты ведь переспала с половиной Лос-Анджелеса. Подумай сама. Я только дал тебе толчок. На этом моя задача завершена. — И предложил: — Налить еще? Не могу больше с тобой болтать, а то Слухач засечет.

Слухачом он звал старшего бармена. Кларисса отказалась, соскользнула с табурета и сквозь продымленную толпу, поглощенная мечтами о литературной карьере, вышла на ночную улицу.

Но прежде чем уехать, она порылась в своем чемодане.

И где-то посреди Сансет-бульвара, опустив верх кабриолета, выбросила через плечо розовую свадебную папку.

Кларисса барабанила в дверь (было два часа ночи), запертую на все засовы, пока, наконец, из щелочки не раздался сердечный материнский совет:

— Иди домой.

— Но, мамуля, — Кларисса с трудом протиснулась внутрь, — я не могу, ты же знаешь. Там мой муж.

— Пф, — отозвалась мать. Не спуская взгляда с дочери, она уселась на диван.

— Я хочу спать. — И Кларисса шагнула в сторону своей прежней комнаты.

— А я хочу с тобой поговорить.

— Утром. — Кларисса решила сбежать как можно раньше. — Где ты держишь журналы?

Перед тем как заснуть, она собиралась еще раз представить себе собственное имя напечатанным на обложке. Трудовой энтузиазм — новое, непривычное ощущение.

— Ahora! Немедленно. Сядь.

— Ну, ма-ама.

— Sienta se.

Кларисса демонстративно повиновалась. Действо заняло у нее целую вечность, не меньше, чем агония второстепенного героя дрянного ужастика.

— Дочь моя. Ты, как бы это правильно сказать… в полном дерьме.

Кларисса закрыла было глаза, теперь они сами собой распахнулись:

— Что ты сказала?

— Дочь моя.

— Нет, дальше.

— Ты в дерьме.

— Ладно, тогда я, Кларисса Реджина Альперт, ухожу. — Она поднялась и направилась к двери.

— И куда ты собралась? Тебе ведь некуда идти, помнешь?

— Поеду к друзьям. Мне все равно. — Но Клариссе было не все равно. Друзья сейчас спят, и никто даже не подумает в такое время открыть ей дверь.

Кроме Дженнифер, конечно, но у нее уродские собаки. Кларисса терпеть не могла уродских собак.

— Лучше сядь.

Кларисса со вздохом вернулась на место.

— Я это говорю ради твоего же блага. Ты в дерьме. И должна из него выбраться.

— Как ты можешь такое говорить, я твоя дочь!

— Потому и могу. Потому что ты мне небезразлична. Ты должна взять себя в руки. Возможно, мне придется устроиться на работу. Я подыскиваю место в детском отделе «Гэпа», тогда у меня будет там скидка.

— Мама, перестань.

— Твой отец сядет за решетку.

Кларисса успела позабыть (слава богу, черт возьми!) о будущем, которое ожидало ее отца. Ни с того ни с сего ей подумалось: «А как же он в тюрьме будет красить волосы?»

— Ты уже не ребенок. Ты скоро станешь матерью, и у тебя есть муж. Пора повзрослеть.

— Я и так взрослая. Мне двадцать восемь лет, помнишь?

— Будет тридцать два в ноябре.

— В водительских правах написано — двадцать восемь, и в паспорте написано — двадцать восемь.

— А моя вагина, прошу прощения, говорит — тридцать один. Ладно, если не хочешь возвращаться к Аарону, тебе нужна работа. Я не собираюсь содержать тебя и ребенка. О малыше я, конечно, позабочусь. Но не о его матери.

Ну, это уж слишком!

— Эй! Я первая была твоим ребенком!

— О том и речь. Ты должна вернуться к Аарону и помириться с ним. Другого выхода нет.

— Очень даже есть. Я пойду работать.

— Чё? — Мать решила, что ослышалась.

— Я подумываю устроиться на должность внештатного корреспондента, — сообщила Кларисса.

— Это что еще такое?

— Ты разве не знаешь, чем занимается внештатный корреспондент? — В глубине души Кларисса надеялась, что мать ей об этом расскажет. — Ну, это такая важная должность в журнале. Для меня, по-моему, в самый раз. Но я пока не готова принимать никаких долгосрочных обязательств.

— Кларисса. — Мать вздохнула. — Мне кажется, я была для тебя не самой хорошей матерью. Я говорю об этом только потому, что желаю добра твоему ребенку. Я хочу, чтобы ты разобралась в себе, и тогда ты сможешь полюбить малыша всем сердцем.

— Хочешь сказать, что меня ты не любила всем сердцем? Ничего себе новость! Да еще в два часа ночи. И это моя мать!

— Кларисса, сейчас тебе нужен муж, а не работа. — Мать издала чисто материнский вздох, встала и направилась к двери, всем своим видом красноречиво демонстрируя: «Черт бы тебя побрал!»

Кларисса еще долго сидела в темноте, перемалывая материнские слова в пыль, а затем дала себе слово, что назавтра же найдет работу. Она докажет матери, на что способна. Она докажет, что ей никто не нужен — ни отец, ни мать, ни муж. Сама в состоянии прекрасно о себе позаботиться. Кларисса шмыгнула носом, и тут же решила: ладно, пусть будет не завтра, а до конца недели. Не стоит уж очень перенапрягаться.

В туалете рядом со спальней зашумела вода. Кларисса сосчитала до десяти, вода зашумела опять. И тогда, закрыв глаза, она представила себе, как мать кружится, кружится в синих водах унитаза, пока не исчезает в канализационной трубе.

Воодушевленная такой картиной, Кларисса поднялась с дивана и принялась пролистывать журналы, аккуратной горкой сложенные под кофейным столиком. В каждом из них под списком редакции она писала свое имя во всех мыслимых вариациях, пока наконец усталость не сломила ее и она не заснула прямо над июльским номером «Эль».

Вместе с утром пришел понедельник — насколько могла судить Кларисса, самое лучшее время, чтобы начать поиски работы. Кажется, ей говорили, что понедельник — первый день рабочей недели.

Она что-то пожевала, не садясь за стол, прямо у холодильника, допила остатки мангового сока, выругалась, когда желудок опять взялся за свою аэробику (а теперь — полунельсон с двойным прогибом и оборотом!), и попыталась утихомирить его чем-то напоминающим еду. Желудок разбудил Клариссу (с эффективностью барабанного боя над ухом) в шесть утра, и, следуя его призывам, она вслепую, натыкаясь на стены, пробралась в кухню, где плиту, кажется, не включали с той поры, как отец ушел из этого дома.