Книга Каникулы Рейчел, страница 140 – Мэриан Кайз

– Люк, – примирительно заметила я, – не подумай, что я это в упрек, но ведь ты сам сказал тогда, в Клойстерсе, что никогда не любил меня. У меня есть свидетели, – горько усмехнулась я.

– О боже, я так сказал? – он потер лоб таким знакомым мне жестом. – Да, конечно, я так сказал.

Он бросил на меня взволнованный взгляд:

– Мне не следовало этого говорить, но пойми, я был очень зол на тебя тогда, Рейчел! За то, как ты со мной обращалась, и за то, что ты делала с собой.

Я сглотнула. Мне все еще больно было слышать от него такое. И все-таки, приятно узнать, что когда-то он меня любил.

– Странно, правда? – задумчиво проговорил он – Как время все меняет. Одна мысль о тебе приводила меня в ярость, а прошел год – и я больше не бешусь.

«Слава богу!» – подумала я с облегчением.

– Я любил тебя, хоть и злился! – заявил он. – Думаешь, я пролетел бы три тысячи километров, чтобы посидеть в какой-то обшарпанной комнатенке с кучкой придурков и полить тебя грязью, если бы я тебя не любил?

Мы оба расхохотались.

– Ты вылил на меня много грязи. Должно быть, сильно любил.

– Да еще как! – с улыбкой кивнул он. – Еще как сильно!

Настроение у нас неожиданно поднялось. Я спросила про Гэза и ребят. И мы плавно вышли на бесконечные «а помнишь?»: «А помнишь, как Гэзу сделали татуировку?», «А как она потом воспалилась!», «А помнишь, как мы готовили попкорн и чуть кухню не подожгли?», «А как Джои спер огнетушитель на работе?», «И вот он пригодился!», «А я и забыл о том случае!», «Я вообще-то тоже забыла, но сейчас вспомнила».

Еще было несколько боязливых, «пробных», прикосновений друг к другу – чудесных, горько-сладких, дальних отголосков нашей прежней близости. Когда мы закончили вспоминать, я принялась хвастаться своими последними достижениями, как ребенок – подарками, полученными на день рождения.

– Я не пила и не принимала наркотиков уже год и четыре месяца, – похвалилась я.

– Вот что значит играть по-честному! – восхитился Люк.

Я завибрировала от счастья.

– А еще я собираюсь в уни-вер-си-тет, – медленно, по слогам, чтобы усилить эффект, произнесла я, – в октябре.

Это его добило.

– Правда? – чуть не поперхнулся он.

– Ага, – улыбнулась я. – Изучать психологию.

– Зашибись! – воскликнул он.

Уж в прежние времена я бы нашла как обыграть его последнюю реплику! Теперь все было иначе, чем два года назад. Совсем иначе.

– Теперь тебе осталось только сообщить, что собираешься замуж, – сказал он, – чтобы твое преображение выглядело полным и окончательным.

Я улыбнулась. Надо же такое подумать!

– Так собираешься? – спросил он после повисшей паузы.

– Собираюсь куда?

– Замуж.

– Ради бога, не говори глупостей, – хихикнула я.

– Неужели ты не встречала хороших парней в Ирландии? – спросил он.

– Нет, – ответила я, – придурков – навалом. А хороших парней нет.

Он рассмеялся, сверкнув белыми зубами. Его окружала весьма опасная для меня аура. У меня внутри все встрепенулось.

– Ты всегда умела рассмешить меня, – сказал он.

– Всегда? Не только когда раздевалась? – рискнула я.

Не стоило рисковать. Сначала глаза у него загорелись. Но взгляд тут же затуманился. А на меня тут же обрушились воспоминания и давние ощущения. Я почти обоняла запах его кожи. Хорошее настроение тут же испарилось. Снова возникло напряжение, и еще – печаль и ужасающее чувство потери. Я ненавидела себя за то, что была наркоманкой, за то, что разрушила такие отношения. И мое горе зеркально отражалось в глазах Люка.

Некоторое время мы смотрели друг другу в глаза, потом он отвел взгляд. Я-то думала, что наши отношения умерли тогда, в Клойстерсе, но это было не так. Они умирали сейчас.

– Рейчел. – неловко выговорил Люк. – Я хотел сказать, что ты больше не должна чувствовать себя виноватой.

Я тоскливо пожала плечами и съежилась.

– Не будет ли слишком сентиментально, если я скажу, например, что прощаю тебя? – спросил он, глядя в пол.

– Конечно, не будет, – искренне обрадовалась я. – Мне бы очень хотелось, чтобы ты простил меня.

– Знаешь, – ласково сказал он, – ты была совсем не так уж плоха.

– Правда? – спросила я.

– Не всегда, конечно, – заметил он, – но в хорошие дни ты была… просто лучше всех. Правда, лучше всех, – повторил он нежно.

– Правда? – прошептала я. От его неожиданной нежности я чуть не прослезилась.

– Конечно, – ответил он мне шепотом. – Разве ты не помнишь?

– Помню, – ответила я. – Просто я не была уверена: а вдруг я все это придумала, вдруг это мне только казалось. Ведь я постоянно была… не в себе, и все такое. Значит, иногда у нас все было хорошо?

– Очень часто, – сказал он.

Мы оба сидели неподвижно. Казалось, даже воздух вокруг нас застыл.

По моей щеке медленно сползла слеза.

– Извини, – сказала я, вытирая ее. – Но я как-то не думала, что ты будешь так хорошо со мной разговаривать.

– А почему, собственно? – неподдельно удивился он. – Я вообще хороший.

Конечно, он хороший. Он очень хороший парень, а когда-то он был еще и моим парнем. И меня снова захлестнули запоздалые сожаления.

– Я не знала, что будет так печально, – призналась я.

– А я знал.

– Правда? – я удивилась. – Даже интересно: а почему ты согласился встретиться со мной?

– Мне было любопытно, я хотел посмотреть, изменилась ли ты за это время. И потом, я соскучился, – добавил он, как бы шутя.

– И как? Я изменилась? – спросила я, притворившись, что не заметила иронического тона.

– Да, похоже, что так, – кивнул он. – Конечно, следовало бы подвергнуть тебя серии тестов, но кажется, ты сохранила все хорошее, что в тебе было, и избавилась от всего плохого.

Его слова наполнили меня гордостью.

– Ты не выглядишь другой, непохожей на себя, – сказал он задумчиво. – У тебя волосы теперь короче, но ты все тот же ребенок. Детка.

– А ты все такой же бабник, – мне удалось улыбнуться, хотя внизу живота у меня творилось бог знает что.

За этим не последовало ни исступленных объятий через стол, ни страстных поцелуев. Целью нашей встречи было затушить последние тлеющие угольки, а не раздуть новое пламя.

– Я лучше пойду, – сказала я. Мне ужасно не хотелось расставаться с ним, но я не в силах была больше смотреть на руины наших отношений.