Онлайн книга «Суши для начинающих»
|
– Если не подойдут, сами дадим объявление, – сказала Лиза. – Джек, можно вопрос? Как бы мне найти адвоката? Джек на секунду задумался. – У нас есть дела с одной конторой… Может, с ними попробуешь связаться? Если они не возьмутся за твое… дело, то посоветуют того, кто сможет. – Спасибо. – И я чем смогу помогу, – посулил Джек. Лиза посмотрела на него с подозрением. Да, никуда не денешься: он ей нравится. Он по-прежнему предлагает дружеское тепло и поддержку, как в тот день, когда она ревела у него в кабинете из-за того, что не поедет на Неделю моды. И не его вина, что она истолковала его поведение иначе. Во вторник вечером у Эшлин зазвонил телефон. Она схватила трубку. «Пожалуйста, пусть это будет Маркус. Пусть Маркус!» Но услышала женский голос. Голос мамы. – Эшлин, детка, мы все так волновались, как прошла презентация, и я звонила тебе на работу. Там сказали, ты дома. Что случилось, ты заболела? – Нет. – Тогда что? – Я… – Эшлин запнулась на запретном слове, но все же выговорила его, испытывая одновременно испуг и облегчение: – Я в депрессии. Моника мгновенно все поняла. Эшлин всячески старалась никогда, ни при каких обстоятельствах не произносить этого слова, говоря о себе. Значит, все серьезно. История повторяется. – Мой парень изменил мне с Клодой, – еле слышно проговорила Эшлин. – С Клодой Наджент? – разъярилась Моника. – Она уже десять лет как Клода Келли. Но все равно, дело не только в этом. Моника заволновалась еще больше. – Насколько тебе плохо? – Лежу, не встаю. Пятый день уже. И вставать не собираюсь. – Ты хоть что-нибудь ешь? – Не-а. – Принимаешь душ? – Не-а. – Мысли о самоубийстве приходили в голову? – Пока нет. – Детка, завтра утром я сажусь в поезд. Побуду немного с тобой. Моника помолчала, привычно ожидая отпора, но вместо этого услышала вялое «ладно» и похолодела от страха. Видимо, Эшлин совсем худо. – Не волнуйся, солнышко, мы тебе поможем. Я не допущу, чтобы ты пережила то, что выпало пережить мне, – с жаром пообещала Моника. – Теперь с этим все по-другому. – Меньше мучений, – непослушными губами выговорила Эшлин. – Лекарства лучше стали, – проворчала Моника. Во вторник вечером Тед и Джой пытались соблазнить Эшлин шоколадом и свежими журналами, когда раздался звонок в дверь. Все замерли. Впервые за последние дни лицо Эшлин просияло. – Наверно, Маркус! – Пойду скажу ему, чтобы проваливал. И Джой решительно шагнула к двери. – Нет! – отрезала Эшлин. – Нет. Я хочу с ним поговорить. Джой почти сразу же вернулась. – Там не Маркус, – прошипела она. Эшлин сию минуту впала в апатию. – Это Джек Дивайн. Столь странный визит несколько вывел Эшлин из ступора. Что ему надо? Уволить ее за прогулы? – Вымойся, бога ради, – взмолилась Джой. – Это же неприлично! – Не могу, – отрезала Эшлин, да так, что Джой не решилась возражать. Не тратя времени на уговоры, она в качестве промежуточного варианта убедила подругу надеть чистую пижаму, расчесать волосы и почистить зубы. Затем задумалась, глядя на два флакончика с духами. – «Хэппи» [8] или «Уи»? Лучше «Хэппи», – выбрала она. – Проверим, соответствует ли названию… Щедро опрыскала Эшлин духами и подтолкнула ее, точно заводную игрушку, к двери гостиной. – Давай, иди. Джек сидел на синем диване, уронив руки между колен. Он являл собой наистраннейшее зрелище. В какой бы депрессии ни находилась Эшлин, эта мысль пробилась сквозь оцепенение: Джек принадлежал к другому миру, официальному, рабочему, но вот он сидел здесь, перед нею, отчего ее жилище казалось даже меньше, чем было на самом деле. Темный костюм, взлохмаченные волосы и сбившийся набок галстук придавали ему рассеянный и неухоженный вид. Эшлин замерла в дверях, наблюдая, как он разглядывает ламинированные, под клен, доски пола. Затем Джек склонил голову набок, увидел ее и улыбнулся. Когда он встал, в комнате стало темнее и теснее. – Добрый день, – сказала Эшлин. – Простите, что я не приходила сегодня и вчера. – Я только зашел узнать, как вы тут, а не тащить вас на работу. Тут она вспомнила, каким неожиданно добрым и мягким с ней стал Джек, после того как Дилан принес жуткие новости. – Постараюсь завтра выйти, – искренне пообещала она. – А может, взять недельку в счет отпуска? – предложил Джек. – И постараться выйти в понедельник? – Хорошо. Спасибо. – Облегчение оттого, что не нужно немедленно выходить на улицу, было столь велико, что Эшлин даже не стала спорить. – Тут моя мама собралась пожить у меня пару дней. Уж это, я уверена, точно выгонит меня на работу. – Правда? – сочувственно улыбнулся Джек. – Как-нибудь вы обязательно мне об этом расскажете. – Конечно. – А сейчас как вы? – спросил он. Эшлин замялась. Такие вещи не очень принято обсуждать с шефом, но, с другой стороны, какая разница? Плевать на все… – Мне очень грустно. – Это естественно. Разрыв с любимым человеком, потеря подруги. – Дело не только в этом, – попыталась Эшлин объяснить переполнявшую ее печаль. – Мне из-за целого мира грустно. И посмотрела на Джека. Небось думает, что она чокнутая. – Продолжайте, – мягко попросил он. – Я вижу во всем только грустное. Повсюду. Все мы ходячие подранки, весь род человеческий. – Weltschmerz, – сказал Джек. – Аминь, – равнодушно откликнулась Эшлин. – Нет, – негромко рассмеялся он. – Weltschmerz. Это по-немецки «мировая скорбь». – Так для этого даже специальное слово есть? Она понимала, что не с нею первой такое происходит. Вот и у мамы было. Но если уж для ее чувства изобрели особое слово, значит, оно знакомо очень многим. Это утешало. Джек зашуршал белым бумажным пакетом. – Я… тут принес кое-что. – Что? Я же не больна. Просто все это так унизительно! – Нет, я принес вам суши. Эшлин вздрогнула. |