Онлайн книга «Суши для начинающих»
|
– Это кто? – поинтересовался Дилан, когда за ними закрылись двери лифта. – У тебя красавица жена, – напомнила Эшлин. – Спросить нельзя? – Ее зовут Лиза Эдвардс, она моя начальница. Тут Эшлин вспомнила жалобы Клоды на бесконечные совещания и конференции Дилана. – А куда мы пойдем? – поспешно спросила она, чтобы Дилан не догадался о ее тайных мыслях. Дилан повел ее в «Шелбурн». В баре яблоку негде было упасть от вырвавшихся со службы счастливцев. – Придется стоять, – вздохнула Эшлин. – Столика нам ни в жизнь не найти. – Никогда не говори никогда, – подмигнул Дилан. – Погоди минутку. Он метнулся к столику, за которым сидела большая компания, улыбнулся, поболтал несколько минут и вернулся к Эшлин. – Идем, они сейчас уходят. – С чего вдруг? Что ты им сказал? – Ничего! Просто заметил, что они уже собираются уходить. – Ну-ну! – изумилась Эшлин. Дилан обладал таким даром убеждения, что мог бы продавать снег в Сибирь. – Прыгай сюда, Эшлин. До свидания, спасибо огромное. Разулыбавшись, он простился с теми, кто уходил, затем с подозрительной скоростью протолкался к стойке бара и вернулся с напитками. Надо же, привычно удивилась Эшлин, когда он поставил перед нею бокал с джин-тоником, как ему во всем везет; интересно, каково быть его женой? Должно быть, полное блаженство. – Ну, рассказывай, рассказывай про эту твою замечательную новую работу, – потребовал Дилан. – Хочу знать все в подробностях. Заразившись его энтузиазмом, довольная собой, Эшлин в красках живописала сотрудников редакции и их взаимоотношения. Дилан смеялся взахлеб, и, воодушевленная его искренним интересом, Эшлин почти поверила в то, что она талантливый рассказчик. Все это было из той же области, что и восхищение Дилана ее новым пиджаком: Дилану нравилось внушать людям, какие они замечательные, и ничего с собою поделать не мог. Эшлин понимала, что он даже не притворяется – так, немного переигрывает. – Весело с тобой, Дилан. Посмотрев ей в глаза, он поднял бокал. Манера поведения Дилана всегда обещала больше, чем он был готов дать. Зная это, Эшлин его всерьез не принимала. Точнее, уже не принимала. – Так как твоя работа? – наконец подошла она к главной теме. – Ужас! Цейтнот! Не успеваем выполнять заказы! – Ух ты! – изумленно покачала головой Эшлин. – Когда мы с тобой познакомились, ты не знал, не развалится ли компания до конца года. А теперь, гляди-ка! При упоминании первой встречи в воздухе возникло легкое, едва заметное напряжение, но к тому времени бокалы почти опустели, и Эшлин проворно вскочила: – Тебе то же самое? – Сиди, я принесу. – Зачем ты, я… – Сядь, Эшлин, говорю тебе. Это для Дилана тоже было крайне характерно. Он был щедр, щедр безо всяких усилий, изящно и естественно. Когда он вернулся с напитками, Эшлин дала волю своему любопытству: – Так что, для встречи со мной у тебя была особая причина? – Да-а, – протянул Дилан, теребя картонную подставку под пивной кружкой. – Была. – Он вдруг растерял всю свою непринужденность, что само по себе было тревожно. – Ты не замечала… чего-нибудь особенного… Я имею в виду Клоду… И замолчал, не договорив. – Ты о чем? – растерялась Эшлин. – Я… знаешь, что-то беспокоюсь. Ее ничто не радует, с детьми резка и… иногда даже… слегка неадекватна. Молли мне пожаловалась, что Клода ее отшлепала, а мы наших детей никогда не били. Возможно, это прозвучит глупо, – продолжил Дилан после паузы, – но она все время что-то переделывает в доме. Не успеем закончить с одной комнатой, как она уже говорит, что другую тоже надо ремонтировать. И ничего не желает слушать! Я и подумал, может, у нее депрессия? Эшлин была озадачена всерьез. Да, если уж на то пошло, в последнее время Клода действительно всем недовольна, и общаться с ней стало нелегко. И ремонтом она как-то слишком увлекается. С детьми почти груба. Хотя, конечно, ее тоже можно понять – она тоже человек и у нее тоже есть чувства. Впрочем, раз Дилан так встревожен, видно, и вправду дело серьезное. – Не знаю, – осторожно ответила она. – Может быть. С детьми правда нелегко. Ей достается. А если еще ты задерживаешься на работе, а она волнуется… Дилан подался вперед, внимая Эшлин, как будто хотел удержать и запомнить каждое слово. Но, как только она замолчала, сказал: – Ты только не обижайся – я просто думал, вдруг ты знаешь какие-нибудь симптомы. Ведь у тебя мама… Эшлин по-прежнему молчала. – Твоя мама, – повторил он. – У нее ведь тоже была депрессия? Но всей его мягкости не хватало, чтобы вытянуть из Эшлин хоть слово. – И я подумал… вдруг у Клоды тоже?.. Эшлин вздрогнула – ни при каких обстоятельствах она не желала возвращаться в этот ужас. Твердо, почти агрессивно она возразила: – Поведение Клоды и близко нельзя сравнить с тем, что было с моей мамой. Ремонтировать гостиную – не депрессия. Клода не отказывается вылезать из постели? Не хочет умереть? – Нет, – покачал головой Дилан. – Ничего подобного. Хотя ведь и у мамы не так начиналось. Все происходило постепенно. Против воли Эшлин вернулась в прошлое, где ей опять было девять лет – возраст, когда она впервые поняла, что с мамой что-то не так. Они всей семьей поехали в отпуск в Керри, и папа залюбовался закатом и сказал: – Прекрасный конец прекрасного дня. Правда, Моника? Глядя прямо перед собой, мать уныло ответила: – Слава богу, солнце заходит. Хоть бы день скорее прошел. – Но ведь отличный был день, – возразил отец. – Солнце светило, мы играли на пляже… А Моника только тяжело вздохнула: – Хоть бы скорее все это кончилось! Эшлин перестала драться с Дженет и Оуэном. Ей вдруг стало страшно и одиноко. Как мама может так говорить?! Понятное дело, родители Могут ворчать из-за несделанных домашних заданий или недоеденного обеда, но быть несчастными они не могут. Пробыв тогда в Керри две недели, они вернулись домой. Только что мама была молодой, красивой и счастливой – и вдруг замолкала, уходила в себя, перестала красить волосы… И плакала. Беспрерывно, беззвучно, лишь слезы текли по щекам. – Что с тобой? – снова и снова спрашивал Майк. – Что случилось? – Что с тобой, мамочка? – спрашивала маленькая Эшлин. – Что у тебя болит? |