Онлайн книга «Дамы и Господа»
|
Сегодня, однако, голову аркканцлера занимало нечто иное. Причем «занимало» в более или менее буквальном смысле этого слова. Оно было круглым. А вокруг росли здоровые волосы. Аркканцлер готов был поклясться, что вчера ничего подобного там не было. Он ветел головой то в одну, то в другую сторону и рассматривал в зеркале другое зеркало, которое держал над затылком. Следующим служащим, просыпавшимся после Чудакулли и библиотекаря, был казначей, однако вовсе не потому, что казначей любил вставать рано, а потому, что к десяти часам весьма ограниченный запас терпения аркканцлера иссякал, Наверн Чудакулли вставал на нижней площадке лестницы и начинал орать: – Казначей!!! …Пока казначей не появлялся. На самом деле вопль раздавался ровно в одно и то же время, поэтому вскоре казначей, прирожденный нервоядный [6] , научился подниматься и одеваться во сне в точности за несколько минут до рева аркканцлера. Сегодня он принял вертикальное положение, оделся и даже успел дойти до двери – и только потом открыл глаза. Чудакулли никогда не тратил время на пустые разборки. Разборки должны быть насыщенными – либо никакими. – Да, аркканцлер, – мрачно произнес казначей. Аркканцлер снял шляпу. – Ну, что скажешь? – резко осведомился он. – Гм… Гм… О чем, аркканцлер? – Об этом! Об этом вот! Близкий к панике казначей в отчаянии уставился на макушку Чудакулли. – О чем? А. О плеши? – Нет у меня никакой плеши! – Э-э, тогда… – То есть еще вчера ее не было! – А. Ну. Гм. – В определенные моменты что-то замыкало в голове казначея, и он уже не мог остановиться. – Конечно, такое иногда случается, вот мой дедушка, помню, спасался настоем из меда и конского навоза, втирал каждый день и… – Я не лысею! Нервный тик исказил лицо казначея. Слова принялись вылетать изо рта самостоятельно, безо всякого участия мозга. – А еще у него была такая штука со стеклянным стержнем, и, и… трешь ее шелковым платочком, она и… – Это просто возмутительно! В моей семье никогда никто не лысел! Одна из теток, но она не в счет! – И, и, и он собирал утреннюю росу и мыл в ней голову, и, и, и… Чудакулли замолк. Он не был злым человеком. – Ты сейчас что пьешь? – осведомился он. – Су-су-су… – залепетал казначей. – Все так же глотаешь эти свои пилюли из сушеных лягушек? – Д-д-д-д-д. – В левом кармане? – Д-д-д-д-д. – Так… Теперь глотай. Несколько секунд они тупо смотрели друг на друга. Потом казначей обмяк. – М-м-мне уже гораздо лучше, аркканцлер, спасибо. – Что-то явно происходит, казначей. Печенкой чувствую. – Как скажешь, аркканцлер. – Кстати, ты что, в тайное общество какое вступил? – Я… Конечно нет, аркканцлер. – Тогда сними с головы подштанники. Тебе не идет. – Знаешь его? – спросила матушка Ветровоск. Нянюшка Ягг знала в Ланкре всех, в том числе и то жалкое существо, которые сейчас валялось в папоротнике. – Вильям Скряб из Ломтя, – мигом откликнулась она. – Один из троих братьев. Помнишь, он еще женился на девчонке Тюфяксов, на той, у которой зубы с проветриванием? – Надеюсь, у бедняжки найдется приличное черное платье, – покачала головой матушка Ветровоск. – Похоже, его чем-то закололи, – констатировала нянюшка Ягг, осторожно, но решительно переворачивая тело. К трупам она относилась спокойно. Ведьмы часто готовили тела к погребению, а также выступали в качестве повивальных бабок, поэтому для многих людей в Ланкре лицо нянюшки Ягг было первым и последним впечатлением – эти два события настолько впечатывались в память, что вся остальная жизнь между ними могла показаться скучной и серой. – Насквозь, – охнула она. – Его ж насквозь проткнули. Вот это да! Кто ж сотворил такое? Обе ведьмы разом повернулись и посмотрели на камни. – Не знаю, что это было, но точно знаю, откуда оно явилось, – буркнула матушка Ветровоск. Теперь нянюшка Ягг тоже заметила, что папоротник вокруг камней примят и весь почернел. – Вот теперь я пойду до конца, – мрачно промолвила матушка. – Ты, главное, не ходи… – Я сама знаю, куда следует ходить, а куда не следует. Спасибо за совет. Плясунами назывались восемь камней, и у трех из них были собственные имена. Матушка двинулась в обход круга, пока не подошла к каменюке по прозванию Трубач. Она вытащила одну из булавок, которыми была приколота к волосам остроконечная шляпа, поднесла ее к камню, после чего отпустила. Потом вернулась к нянюшке. – В камнях еще сохранилась сила, – констатировала матушка. – Ее немного, но есть. – Кто мог настолько ополоуметь, чтобы прийти сюда и плясать вокруг камней? – изумилась нянюшка Ягг и добавила чуть погодя, когда в голову пришла предательская мысль: – Маграт все время была с нами. – Кто? Это нам и предстоит выяснить, – ответила матушка с мрачной улыбкой. – А теперь помоги-ка поднять этого беднягу. Нянюшка Ягг наклонилась над телом. – Тяжеленный какой. Жаль, Маграт с нами нет. – А вот я об этом ничуточки не жалею. Слишком уж она легкомысленная. Ей легко вскружить голову. – Хотя очень приятная девушка. – Но сентиментальная. Думает, что жизнь можно прожить как в сказке и что народные песни соответствуют истине. Но я все равно желаю ей счастья. – Надеюсь, из нее получится хорошая королева. – Мы научили ее всему, что она знает, – сказала матушка Ветровоск. – Ага, – согласилась нянюшка Ягг, пятясь в заросли папоротника. – Слушай, как ты думаешь… может… – Что? – Как думаешь, может, стоит научить ее всему, что знаем мы? – На это уйдет слишком много времени. – Пожалуй, ты права. Письма доходили до аркканцлера достаточно долго. Почту от ворот Университета забирал тот, кто проходил мимо, и складывал на полку. Или использовал для того, чтобы прикурить трубку. Или в качестве книжной закладки. Или, как в случае с библиотекарем, в качестве матраца. |