Книга Скоро тридцать, страница 4 – Майк Гейл

— А она?

— Сказала, что ты должен над этим хорошо подумать.

— А что ты сказала по поводу моего приезда к ним?

— Сказала, что попробую тебя убедить, потому что сама хочу увидеть место, которое ты называешь домом. Посмотреть, где ты вырос, познакомиться с твоими школьными друзьями — это должно быть интересно.

— Гм, — произнес я презрительно, хоть мне на самом деле хотелось съездить домой. — А она что сказала?

— Сказала, что мы можем приехать когда захотим. А еще она попросила передать тебе, чтобы ты ей перезвонил.

— Каким тоном она это сказала?

Элен потеряла терпение и бросила в меня подушкой.

— Если тебе все это так интересно, почему ты не поговорил с ней сам?

Она забрала подушку, положила ее себе под голову, взяла телефон, набрала номер и заказала пиццу с доставкой, название которой первым пришло ей в голову. Такого рода болтовня была обычным делом для нашего с Элен ежедневного общения. Эти беседы утомляли, но и развлекали, хотя иногда я чувствовал себя, словно в комедии положений, и задавал себе вопрос: почему у нас с Элен нет нормальных разговоров, как у всех нормальных пар?

— Я сама схожу за ужином, — сказала Элен. — Они говорят, что все будет готово через двадцать минут, но, если я пойду сама, им придется поторопиться: я умираю с голоду.

Элен пошла в спальню за своим пальто. Проверяя на ходу, достаточно ли у нее в карманах денег, она открыла входную дверь и взяла со стола сумку. Неожиданно она остановилась.

— В чем дело? — спросил я, глядя на нее. — Что-нибудь забыла?

Оставив дверь наполовину открытой, Элен прошла через комнату и села на противоположном конце дивана.

— Извини, дорогой, — мягко сказала она. — Я не могу больше держать это в себе.

Я не понял, о чем это она.

— Держать в себе что?

— Это, — решительно сказала она. — Ты. Я. Мы. Я… я… думаю, что больше тебя не люблю. Ну вот, я сказала это. Теперь ты можешь меня ненавидеть.

К полнейшему удивлению Элен, меня вдруг начало распирать от хохота, и я не стал сдерживаться.

— Ты смеешься надо мной или со мной? — спросила она, глядя на меня.

— Знаю, ты подумаешь, что я говорю это специально, чтобы отомстить, — сказал я, выдерживая ее взгляд. — Но на самом деле я чувствую то же самое.

И тут же, по какой-то жуткой симметрии, возникающей, когда ты провел с кем-то столько времени, что чувствуешь то же самое, что и он, мы оба начали хохотать, а затем одновременно прошептали:

— Какое облегчение.

— Значит, теперь все? — спросил я без всякого выражения.

Было уже два часа ночи, и мы с Элен обсуждали наш разрыв с семи вечера. Все обошлось без слез и мелодраматизма — было только много долгих пауз, потом какие-то смущенные слова, потом снова долгие паузы.

— Выходит что так.

Произнося это, Элен потянулась и кошачьим движением расправила плечи. Я всегда замечал в ней что-то кошачье, а сейчас это было особенно видно. Она казалась мне персидской кошкой, которая жить не может без того, чтобы ей не почесали живот.

— А тебе не кажется, что это все как-то… — я искал подходящее слово, — слишком просто. Понимаешь, как-то слишком… — я наконец натолкнулся на подходящее слово, — цивилизованно?

Элен приподняла голову:

— Да, ты прав. Думаю, что ты прав.

Я бросил на нее выжидательный взгляд: я хотел, чтобы она хоть что-нибудь сказала — неважно, что именно. Я чувствовал, что что-то было не так: не в том, что мы расходимся — это было совершенно правильное решение, — а в том, что в этом не было никакой драмы. На опыте своих прошлых разрывов я ожидал гораздо больше сожалений, хотя бы из вежливости. Наше спокойствие и общее отношение вроде «прощай и спасибо за все» вызывали у меня тревогу. Я пытался понять, не было ли это одним из любопытных побочных явлений приближения к тридцати. Чуть больше полугода назад мне исполнилось двадцать девять, и я давно ожидал каких-то изменений в себе, связанных с тем, что вот-вот перешагну порог тридцати: например, возможности отрастить настоящую бороду, вечно ускользающих полок для вина, партнера на всю оставшуюся жизнь — но ничего этого не было. «Может быть, вот это — один из признаков, — говорил я себе. — Может быть, в этом и есть сила тридцатилетнего возраста: в способности спокойно разорвать отношения, как и подобает настоящему мужчине».

В двадцать семь такая ситуация расстроила бы меня (см. Моника Эспел). В двадцать два я бы слег в постель с сердечным приступом (см. Джейн Андерсон и Шантель Стивенс). Но это равнодушие и эта смехотворная пассивность… — это было что-то новое. Но, по крайней мере, если это было связано с приближением к тридцати, значит, у меня было оправдание. Элен, с другой стороны, было только двадцать два.

— Может быть, нужно было больше… воплей и скрежета зубов? — спросил я через некоторое время, передавая ей чашку кофе, который для нее приготовил. — Может быть, один из нас должен был просить другого остаться?

Она вернула мне кофе и встала на колени.

— Останься со мной, Мэтт! Мы не можем разойтись! Как я буду жить без тебя?

Она попыталась встать, но смех помешал ей.

— Ты прав, это как-то неубедительно: я говорю «Нам надо разойтись», и ты отвечаешь «Хорошо». — Она тихонько засмеялась. — Не то чтобы я не любила тебя, — продолжала она, смешивая иронию с серьезностью. — Я люблю тебя, и ты это знаешь. Я не была бы с тобой, я не жила бы вместе с тобой все эти полтора года, если бы не любила тебя, — это было бы просто… глупо. Просто ты, наверное, сам это почувствовал в последние полгода: страсти больше нет. Мы были скорее, как… Ну, я не знаю… брат и сестра, что ли.

— Как Питер и Джейн [2] .

— Ганс и Грета [3] .

— Донни и Мэри [4] .

— Точно, — сказала Элен, забирая свой кофе. Она сделала глоток. — Теперь, когда я смотрю на тебя, мне уже хочется не разорвать всю твою одежду на мелкие кусочки, а хорошенько ее выгладить.

— Ты права, — сказал я. — В смысле, я тоже тебя люблю, но должен признаться, что я больше не влюблен в тебя. Когда я утром в первый раз вижу тебя — ты собираешься на работу, ищешь в шкафу, что бы тебе надеть, я начинаю мысленно одевать тебя. К тому моменту, как ты уже определишься, в чем сегодня идти на работу, я уже мысленно одел тебя в свитер крупной вязки с двойным горлом, полупальто и шарф.