Книга Опасная стихия, страница 69 – Патриция Пелликейн

— Прими ванну. Предупреждаю, к вечеру будет болеть сильнее.

— Еще сильнее? — ужаснулась Мэгги, осторожно прикасаясь к саднившему заднему месту. Бедра с внутренней стороны тоже горели так, словно их натерли наждаком. — Ты что же, хочешь сказать, что к вечеру я и шага не смогу сделать?

— Да, ходить будет больно, но, как говорится, поболит-поболит да перестанет, — заверила ее Мириам.

Когда Майк вернулся из города на груженном проволокой грузовичке, закутанная в банный халат Мэгги, прихрамывая, вышла на кухню.

— В чем дело? Ты нездорова?

— Нет, — мрачно произнесла она.

— Болит что-нибудь?

— Сегодня я впервые ездила верхом.

Майк улыбнулся, и Мэгги заметила на его лице гордость. Странно, подумала она, какая ему разница, умеет она ездить верхом или нет? И какого черта, скажите, она полезла на лошадь?

— Я люблю тебя, — заявил Майк.

— Потому что я учусь ездить верхом?

— Потому что ты стараешься быть мне хорошей женой.

— Тебе никогда не добиться, чтобы я превратилась в миленькую, послушную женушку. Если ты, конечно, имеешь в виду именно это.

— Ничего подобного мне от тебя не нужно, и ты сама прекрасно об этом знаешь. — В глазах Майка неожиданно появился озорной блеск, и Мэгги сразу, поняла, что он ей сейчас предложит.

— Хочешь, сделаю тебе хорошенький массажик?

— Майк, прекрати говорить глупости. Ты ведь знаешь, как мне больно.

Майк поднял ее на руки и отнес в спальню. Уложив жену на постель, он вышел в ванную и вернулся оттуда с полотенцем и двумя бутылочками.

— Даю слово, это тебе поможет. Давай поднимай халат. Мэгги подчинилась, уже заранее скривившись от боли.

Как ни странно, Майк оказался прав. Что бы ни находилось в его бутылочках, средство подействовало. После сеанса массажа тело ее саднило уже значительно меньше.

— Пожалуй, неплохо получилось! Что там у тебя в бутылках — жидкий опиум, что ли?

— Точно не знаю. Честно. Зато в курсе, что эта штука здорово помогает, — признался Майк.

— Ты видел Джима, когда был в городе?

— Угу.

— И что он говорит?

— Что Коллинз едва от них не ушел.

Мэгги некоторое время молчала, переваривая услышанное, потом спросила:

— Как там Дэнни?

— Жива, но в принципе Джим мало что о ней знает. Она ведь из другого города. Но Дэнни молодчина. Прямо героиня. Если бы я не был убежден, что Жанна д'Арк давно умерла, то, пожалуй…

При мысли о том, что у Майка мог бы завязаться роман с Жанной д'Арк, Мэгги ухмыльнулась. Она заметила, что у ее мужа слабость к отважным женщинам.

— А как прекрасно встретить достойного мужчину, — помолчав, задумчиво произнесла она, думая уже об одном только Майке.

— Или достойную женщину.

— Тоже неплохо, — согласилась Мэгги.

— Кстати, — сказал Майк, меняя тему разговора, — сегодня я видел еще и Стива. Рука еще на перевязи, но уже вышел на работу. Правда, пока сидит в участке.

Майк замолчал и принялся оттирать с рук бальзам, которым только что лечил свою супругу. Потом, как бы невзначай, вновь прикоснулся к открытым его взору местам на теле Мэгги. Мэгги тихонько застонала, но уже не от боли.

— Ну, как тебе такой массаж?

— Отлично, только ты массируешь мне теперь не там, где болит. Или ты не заметил? — Мэгги вздохнула и слегка от него отодвинулась. — Слушай, а сколько времени длится обезболивающий эффект этого твоего бальзама?

— Несколько часов. А что?

— А то, что теперь у меня все онемеет, а самое интересное, как я понимаю, еще только начинается.

— Но самой главной точки я еще не касался. Или ты не заметила?

Мэгги засмеялась:

— Между прочим, мы с тобой еще не обедали.

— Потом пообедаем.

Они и вправду пообедали — потом. Спустя пару часов.

Генри медленно возвращался к реальности, к свету и боли. Когда он открыл глаза, то обнаружил, что его одежда, одеяло да и все остальное вокруг — сплошь белое. Белыми были потолок, кровать, стены. Даже на стоявшей у его кровати женщины был надет белый балахон. Женщина что-то торопливо записывала.

Заметив, что он открыл глаза, она удовлетворенно кивнула:

— Проснулись наконец? Вот и хорошо.

— Ничего подобного. Я все еще сплю, ты, глупая женщина… — Генри не успел закончить фразы, как и в самом деле снова провалился в сон.

Так он проспал часов восемнадцать и проснулся лишь на следующее утро. Дышать он мог, но только верхушками легких. Казалось, у него на груди лежал какой-то тяжелый груз. Но нет, это был не груз. На него давила боль. В горле у него торчала какая-то трубка, другие трубки торчали у него из носа. Из-за всех этих штуковин у него чертовски болели нос и горло.

Руки его были прикованы наручниками к металлическим перильцам, которые огораживали кровать по бокам. Слева и справа от него стояли капельницы, вливавшие в его тело питательные растворы. Если бы Генри мог, то обязательно рассмеялся бы. Подумать только, они его приковали! Они что, идиоты? Как и куда ему бежать, когда он и с койки-то подняться не в силах?

Над ним склонился мужчина в белом, по-видимому, врач, перед глазами Генри все расплывалось, и он не мог прочитать надпись на картонном квадратике, прикрепленном к нагрудному карману халата.

— Как вы себя чувствуете? — спросил человек в белом.

— Как последнее дерьмо.

Человек в белом кивнул — понятно, мол.

— Кашляните.

— Иди ты к дьяволу!

— Послушай, парень, ты был на грани жизни и смерти. Мы едва тебя вытащили, но теперь выясняется, что тебе взбрело в голову заболеть пневмонией. Хочешь, чтобы все наши труды пошли насмарку, так что ли? — Врач укоризненно покачал головой. — Впрочем, дело, конечно, твое.

Доктор надколол ампулу и наполнил шприц какой-то прозрачной жидкостью, которую затем выпустил в одну из пластиковых трубок. После этого он черканул в карточке Генри несколько слов и вышел из палаты. Когда он вышел, Генри наконец откашлялся.

Признаться, Генри поначалу ни черта не мог вспомнить. Не знал, с какой стати он вдруг оказался в этой белой палате и что с ним случилось. Со временем, однако, память стала к нему возвращаться.

На него навалились. Сразу человек шесть или даже восемь. Навалились и придавили к капоту машины, распяв его, как лабораторную лягушку. Генри ухмыльнулся. Он ведь не меньше минуты морочил им голову по поводу того, кто он такой и почему оказался на стоянке. Ссылался на ревнивую жену, изображал похотливого отца семейства, заехавшего в злачное место, чтобы снять проститутку. Это он хорошо придумал — ничего не скажешь.