Книга Брак, страница 21 – Диана Джонсон

– Наверное, вы первый в истории человечества деликатный журналист, – заметила Эстелла. Она часто поддразнивала Тима его профессией, которая, в конце концов, мало чем отличалась от ее собственной.

– Должно быть, Клара привыкла производить на людей впечатление, ведь она так хороша собой! Признанные красавицы живут у всех на виду, как золотые рыбки в аквариуме, – вставил Эмс Эверетт.

– А может, это был не джин, а водка, – принялся размышлять вслух Тим.

– А по-моему, все вы несносны! – с притворным упреком воскликнула Анна-Софи. – Жестоко осуждать бедную женщину, будто она алкоголичка! Ну что с того, если она выпила в одиночестве в теннисном клубе! А может, она попросила стакан воды! Не удивлюсь, если вы скажете, что она явилась туда, чтобы кого-нибудь подцепить.

– Я просто пытаюсь объяснить, что в моем случае промедление было роковым, и вскоре я понял это. Через минуту какой-то мужчина вошел в бар и подсел к Кларе. По-моему, она не ждала его или недолюбливала этого человека – сначала она кивнула ему предельно сухо, – но, похоже, они знали друг друга. Этого француза я уже встречал, он член того теннисного клуба – лысоватый, по-своему привлекательный, лет пятидесяти, может, чуть моложе.

– Антиквариат, – усмехнулась сорокапятилетняя Эстелла. – Таким дряхлым старикам не остается ничего, кроме целомудрия.

– Он что-то сказал, и Клара наконец-то улыбнулась.

Адриан и Тим заказали еще по пиву, и к тому времени, как кружки опустели, Клара уже смеялась. Тим решил, что Клара мало знакома со своим собеседником. Сам Тим чувствовал себя неловко, наблюдая за ними, потому что с этой парочкой что-то происходило – это было видно по их сияющим улыбкам. Ими овладели какие-то неосознанные чувства.

– Так или иначе, я упустил случай привлечь их внимание, и упустил безнадежно, потому что мне понадобилось выйти, а когда я вернулся к стойке, оба уже исчезли.

– Они ушли вдвоем? – спросила Эстелла.

– Я не знаю, а Адриан сидел к ним спиной.

– Наверное, это был или ее брокер, или ее дантист, – предположила Эстелла, оберегая незнакомую Клару от новых, англосаксонских и ханжеских, домыслов о том, что у нее тайный роман.

– Может быть. Внешне он походил на банкира.

– Полезно иметь любовника-банкира, – заметила Анна-Софи. – Особенно такого, который предоставляет ссуды на покупку недвижимости.

Тим всегда испытывал легкое чувство неловкости во время ужинов в узком кругу, у своей будущей тещи – в отличие от многих французов, которые наслаждались бы и сплетнями, и едой, – а теперь к неловкости примешался и стыд за то, что он рассказал о Кларе Холли ее знакомым. Явно невинную встречу он превратил в сплетню или даже в зарождающийся скандал. Но почему-то это маленькое происшествие взволновало Тима. Его неизменно задевали за живое проявления чужих эмоций, хотя он и знал, что наклонности хуже этой для журналиста трудно вообразить. Когда Тим видел плачущую женщину, его глаза невольно увлажнялись. Чужая страсть тоже передавалась ему. Каждого повлекло бы к этой красавице – значит, в его ощущениях нет ничего странного.

Часов в десять зазвонил телефон Тима. Извинившись, он вышел из-за стола на пару минут, затем вернулся и снова рассеянно занялся яблочным пирогом. Звонила та самая американка, Делия.

– Ей страшно, – объяснил Тим. – Она говорит, что в отеле все куда-то разбежались, портье нет на месте, а она слышит какой-то шум. Я предложил ей посидеть в соседнем кафе и дождаться возвращения портье. Этот отель – неподходящее место для нее. Завтра утром я заеду к ней.

Наконец Тим и Анна-Софи отправились домой. Парусиновый верх машины был опущен, в ночном воздухе ощущалось холодное дыхание приближающейся зимы.

– Может быть, стоило заехать в отель, где остановилась та американка? – спросила Анна-Софи.

– С ней ничего не случится.

– Maman спокойно восприняла новость о квартире. Завтра же мы осмотрим ее вместе, если я сумею связаться с агентом. Comme je suis contente, [27] – вздохнула Анна-Софи. Она была экспансивна в проявлениях радости и любви, прилив которых был вызван новой квартирой, одобрением матери, американскими друзьями Дороти и Эмсом – протестантами, но отнюдь не пуританами, – интересной профессией Тима, хотя его все время отрывали звонками даже от ужина. Впрочем, злоключения молодой американки ее огорчили. – Бедняжка! Как ее зовут? – спросила она.

– Кого? – встрепенулся Тим, поскольку его мысли вертелись вокруг слишком поспешной сделки и встречи с Кларой Холли. Он вспоминал, с каким выражением она смотрела на своего привлекательного собеседника и как румянец заливал ее лицо и шею.

– Ту американку, которая звонила тебе. Ту самую, которая нашла труп несчастного месье Будерба.

– Делия.

– Но чего именно она боится? – допытывалась Анна-Софи.

– Она не сказала. Не знаю, почему она позвонила именно мне – наверное, потому, что я ее соотечественник, единственный знакомый в стране, где едят лягушек. К тому же я оставил ей свой телефон.

– Что может случиться во французском отеле в десять часов вечера? Ровным счетом ничего. Бедняжка, – повторила Анна-Софи, размышляя, стоит ли сказать ему о том, что второго американца она видела на верхнем этаже склада. – Конечно, мы должны помочь ей. Я помню, как она перепугалась и побледнела, когда увидела труп.

– Само собой, – согласился Тим.

– Там было два американца, – продолжала Анна-Софи, – мужчина и женщина.

– Его я не видел. Он ушел куда-то обменять деньги.

Анна-Софи немного помолчала, а потом спросила:

– Ты действительно собираешься взять интервью у Сержа Крея?

Тим уже знал, какое на нее производит впечатление его возможность встречаться с известными людьми, артистами, политиками.

– Да, завтра.

– Я заметила, что ты опять чуть не втянулся в бессмысленный спор с maman, – сказала Анна-Софи.

Тим и Эстелла иногда спорили о политике, отстаивая прямо противоположные точки зрения. Как правило, Тим придерживался левых взглядов, забывая о том, что он сотрудничал с журналом «Доверие». А сейчас он никак не мог вспомнить, с чего начался спор, – впрочем, возникла было дискуссия об американском характере, но вскоре она иссякла.

– Нас, французов, часто обвиняют в скрытности, – многозначительно произнесла Эстелла за несколько минут до появления Эмса и Дороти.

– В скрытности? Вы хотите сказать – в недостаточной прямолинейности и откровенности? Или в изворотливости?

– Называйте это как вам угодно. А я же утверждаю, что мы, au contraire, [28] гораздо откровеннее американцев с их хищными и непроницаемыми улыбками. С их уверениями в любви, а потом убийствами в лифте тех, кого они якобы любят.