Книга Любовники, страница 47 – Джудит Крэнц

— Я решил, что ты непременно примчишься, и разбил здесь лагерь! — засмеялся Вито. Он был ужасно рад видеть ее. Если Мэгги вспомнила времена, когда брала у него интервью для «Космо», будучи никому не известной журналисткой, интервью, за которым последовали две недели страстной любви и глубокая взаимная привязанность, о дальнейших неприятностях можно было забыть.

— Ты, как всегда, неотразим… — Мэгги смерила Вито оценивающим взглядом и заметила, что ни прошедшие годы, ни местные морозы не уменьшили исходящего от него тепла. Его короткие вьющиеся волосы ничуть не поредели, а несколько морщин на лице только прибавили ему значительности. — Узнаю прежнего Вито Орсини. Только он может ходить в твидовом костюме и кашемировом пальто там, где все остальные кутаются кто во что горазд… А кто этот джентльмен? — спросила она, показывая на Зака.

— Мэгги, позволь представить тебе Зэкери Невски, режиссера «Хроник».

— Ах, вот как? Зак, я была без ума от вашей «Честной игры». — Мэгги испробовала на нем чары своих выразительных темных глаз. Тех самых проницательных и все видящих глаз, которые держали в страхе половину представителей шоу-бизнеса. Глаз, которые заставляли людей публично признаваться в том, что они всеми силами пытались скрыть. Мэгги было тридцать два года, и она находилась в самом расцвете сил. Она была любимицей миллионов американцев, смотревших вечерние теленовости.

— Спасибо, Мэгги, — почтительно сказал Зак.

— Так что здесь делает Вито? — осведомилась она.

— Вито? Гм-м… ну…

— Мэгги, я прилетел, чтобы уговорить Зака стать режиссером моей новой картины, а когда начался этот фейерверк, решил подождать и посмотреть, чем он закончится.

— Какой новой картины? — требовательно спросила Мэгги.

— Это секрет. Говорить об этом пока рано. Даже тебе, любовь моя. Но Зак уже дал мне слово. Правда, Зак?

— Конечно… — Деваться было некуда. Теперь Зак был связан обещанием крепче, чем если бы подписал договор. Ему стало ясно, почему Вито с такой готовностью откликнулся на его предложение. Что ж, все справедливо. Он был перед Вито в долгу за спасение «Хроник»…

— Так, значит, вы снова в одной упряжке? Чудесно. Обещайте, что будете держать меня в курсе. Слушай, Вито, ты помнишь, как мы обедали в «Бутике Ла Скала» на Беверли-Хиллз? Я брежу или Билли действительно начала писать кипятком, когда мы вспомнили съемки «Медленного парохода»? Я не перестаю ломать себе голову… Я ей никогда не нравилась и не нравлюсь до сих пор, но разве я не искупила свою вину, когда позвонила тебе за день до церемонии и сообщила, что ты получил «Оскара» в номинации «Лучший фильм года»?

— Ну, ты же знаешь, как Билли относится к…

— Вы поболтайте, а мне пора бежать. — Зак решительно поднялся из-за стола.

— Интересно, куда это? — по привычке спросила Мэгги, не сводя глаз с Вито.

— Опаздываю на пресс-конференцию, — сказал Зак и пулей вылетел из бара, боясь истерически расхохотаться.

— Он душка, — сказала Мэгги. — Просто душка.

— Место занято, Мэгги.

— Кем это?

— Моей дочерью. Он член семьи.

— Ну… раз так… — Искорка интереса в глазах Мэгги тут же погасла.

— Слушай, тут так шумно, что я тебя едва слышу, — пожаловался Вито. — Может, выпьем в местечке потише? Например, у тебя в номере. Нам есть что сказать друг другу. Я бы пригласил тебя к себе, но, увы, мы живем в одном люксе с Заком.

— Пойдем ко мне, — согласилась Мэгги. — Закажем обед в номер и слегка расслабимся. Все равно сегодня вечером ничего важного не случится.

— Так ты тоже остановилась здесь?

— Ну конечно, Вито, — с удивлением ответила Мэгги. — В президентском люксе. Мой телеканал заботится о своих сотрудниках.

К тому времени, когда в номер доставили обед, Вито заставил Мэгги поверить, что идея о часовой телепередаче, посвященной спасению «Кейлиспеллских хроник», принадлежала ей самой.

— Забавно… Меня привлекает не столько сам фильм, сколько интерес, который проявляют к нему люди, — сказал Вито, когда они лежали в постели, решив отложить еду ради долгожданного воссоединения.

— Попытка убийства и самоубийство? Вито, эта история навязла у всех в зубах. О ней будет написано столько, что через десять дней людей начнет тошнить. Ради нее я бы и прилетать не стала, но руководство телеканала настояло.

— Согласен. В самой попытке убийства и самоубийстве нет ничего интересного. Даже при том, что жертвой стала Мелани Адаме. Меня интересует то, что будет дальше. Мелани — актриса, которая сделала самую легкую и быструю карьеру в истории кино. У нее никогда не было никаких осложнений. Конечно, у нее бесспорный талант, конечно, она потрясающая красавица, но мы оба знаем, что с этим она родилась. И в этом есть что-то дьявольски несправедливое. Она вела безмятежную жизнь, и теперь я хочу посмотреть, как на нее подействует эта травма. Она не сможет жить дальше так, словно ничего не случилось; это выше человеческих сил. Однажды ночью в ее спальне вооруженный мужчина набросился на Мелани и едва не убил. Она никогда не сможет забыть этого, никогда! Как этот опыт изменил ее? Сомневаюсь, что кому-нибудь придет в голову спросить ее об этом.

— Ай, брось… Мелани наймет круглосуточных телохранителей, как делает множество людей, заведет здоровенных немецких овчарок, и если у нее есть мозги, в чем я сильно сомневаюсь, перестанет ночью впускать к себе в спальню парней. Может быть, пройдет курс психотерапии, по примеру других звезд, но в этом нет ничего интересного.

— Мэгги, ты меня удивляешь. — Вито обвязал покрывало вокруг талии и поднял трубку, чтобы заказать обед. Он достаточно хорошо знал вкусы Мэгги, чтобы не задавать лишних вопросов. — Велели подождать полчаса, — объявил он. — Хочешь грецких орехов или предпочтешь съесть что-нибудь из фруктов?

— Угу… Так чем я тебя удивляю?

— Тем, что ты можешь взять интервью, которое не сумеет взять никто другой, а вместо этого предпочитаешь лежать здесь, со мной, и говорить банальности.

— Черта с два! — В Мэгги взыграла гордость.

— Именно банальности. Ты встала на точку зрения средней домохозяйки, читающей газеты. «Стало быть, Мелани Адаме чуть не застрелил ревнивый любовник?» Зевок. «Ничего, скоро я увижу ее живой, здоровой и богатой, как всегда». Зевок.

— Гм-м…

— Что это значит?

— Когда я говорю «гм-м» вместо «дерьмо», это значит «может быть, ты и прав». Объясни мне, как ты этого добиваешься. Я слишком устала, чтобы сообразить это сама. Похоже, мозги у тебя не стареют. Сколько тебе, Вито? Девятнадцать?

— Сорок восемь. Думаю я немного медленнее, чем раньше, но ты меня вдохновляешь.

— Стало быть, у человечества еще есть надежда. Продолжай.

— Это вечный вопрос. Синдром «раньше-позже». Все мы знаем — или думаем, что знаем, — какой Мелани была прежде. Но никогда не узнаем, какой она станет. Мы никогда не сумеем поговорить с ней по душам и будем пробавляться сообщениями специалистов по связям с общественностью, если ты не заставишь ее разговориться. Мы никогда не узнаем, что она почувствовала, когда внезапно из знаменитой кинозвезды превратилась в беспомощное ничтожество, умоляющее сохранить ей жизнь. Сможет ли она вновь ощутить себя сильной? Смогут ли все телохранители на свете избавить ее от чувства собственной уязвимости? Мэгги, все это твои вопросы. Я так и слышу, как ты задаешь их. Сохранила ли она свою смелость? Не актерскую смелость, а человеческую. Вот что я хотел бы понять. Но это нельзя спросить. Это можно только показать.