Книга В атмосфере любви, страница 44 – Карен Темплтон-Берджер

Гвин опустила руку и покачала головой. Потом снова пошла по кругу и скрылась у него за спиной. Алек продолжал сидеть на бревне. Его руки в теплых перчатках на меху зудели от желания прикоснуться к ней. Не говоря уж о губах, которые снедало то же самое желание.

Если он действительно любит Гвин, это объясняет, почему он сходит с ума, когда ее нет рядом. Почему, спокойно перенеся четыре года разлуки, сейчас, когда она дома, скучает, если не увидит ее в течение дня. Почему ему больно от того, что их отношения стали хрупкими будто стеклянные елочные шары. И почему все становится день ото дня хуже и хуже, а не лучше.

Вот сейчас они посреди леса, одни, а он не знает, что делать. С ней. Для нее. После того, как Мэгги час назад вытолкала их из дома, они не обменялись и десятком слов.

Но она нужна ему. Ради спектакля. Алек сделал глубокий вдох…

— Ну что скажешь? — услышал он за спиной ее голос. — Эта выглядит хорошо.

Он обернулся и увидел, что Гвин стоит перед трехметровой елью и смотрит на дерево с алчным блеском в глазах. Ну что же, видимо, выбор близок. На него она не смотрела. И не улыбалась.

Что же случилось с девушкой, то есть с женщиной, которая так страстно предлагала ему себя всего лишь две недели назад? Сейчас, замкнутая и молчаливая среди заснеженного леса, она ничем не напоминала ту, чьи губы обожгли его морозным вечером накануне дня Благодарения.

Алек поднял топор, встал и побрел по снегу к ели.

— Точно эта? — снова спросил он.

По его подсчетам, Гвин должна была выбрать пять-шесть «идеальных» елок, прежде чем остановиться на одной. Он помнил, что когда она была маленькой, то скакала от дерева к дереву, как бурундучок, и ее щеки горели от возбуждения. Она болтала без умолку, рассказывая ему, какое угощение приготовила для них бабушка: пряный сидр, и сахарное печенье, и сливочная помадка. А еще надо будет развешивать гирлянды, заворачивать подарки и наряжать елку…

Как и предполагал Алек, его вопрос вызвал новые сомнения, и Гвин снова принялась осматривать участок.

— Хорошо, я еще погляжу. Просто чтобы не сомневаться.

Он кивнул и снова опустил топор. Гвин — и ее дедушка с бабушкой — дали ему, хотя и поздновато, настоящее детство. Может быть, именно это и смущало его. То время, когда Гвин была ребенком, особенно ему дорого. С каким наслаждением, например, он помогал устраивать для нее рождественские елки! А теперь все изменилось. И никогда уже не станет прежним. Возможно, именно его желание оставить прошлое нетронутым, чистым, мешает его нынешним отношениям с Гвин. Может быть, не держись он так за свои воспоминания, все могло обернуться иначе…

Нет, напрасно он позволил себе поверить в то, что это — любовь. Не только себе, но и Лави. Они с Гвин слишком разные. Их пути разошлись. Как бы ни тянуло их друг к другу, то было чисто физическое влечение. Как он и предполагал. А поскольку он растоптал те чувства, которые питала к нему Гвин, то ничего больше не осталось. Во всяком случае, с ее стороны.

Он был поражен тем, как обеспокоило его это открытие.

— Гвин?

— Да? — раздался ее голос из-за деревьев.

— Извини меня.

Она вышла из-за ели, руки в карманах жилета.

— За что?

— За то, что позволил Мэгги навязать тебе этот поход за елкой. Я вижу, что тебе ужасно скучно здесь со мной. Мне следовало сразу сказать, что я сам справлюсь.

Она удивленно раскрыла глаза.

— Скучно? — негромко прозвенел в тишине ее чистый голос. — С чего ты взял, что мне скучно?

— Ты за все время не сказала и десятка слов. И я решил: ты жалеешь, что пошла со мной.

— Ах, Алек, нет… Дело не в тебе, — сказала она и вздохнула. — Просто я занята своими мыслями. — Она сделала еще несколько шагов вперед, к другому дереву, и бросила через плечо: — Мы так давно не ходили за елкой.

— Да, давно. — Он помолчал. — Это было весело.

Гвин, не оборачиваясь, кивнула.

— Да, — подтвердила она. Потом подтянулась и стряхнула снег с ветки. — Было весело.

— Иногда мне жаль, что все это кончилось.

Она повернулась, ровно настолько, что он смог увидеть ее профиль, подсвеченный солнечным лучом, пробившимся сквозь деревья. Несмотря на темные глаза и волосы, у нее была удивительно светлая кожа. Неправдоподобно светлая на фоне снежной белизны.

— Мне тоже, — выдохнула она.

Алек вдруг понял, что их отношения всегда были улицей с односторонним движением. Он всегда защищал ее, спасал, залечивал раны, физические и психические. И никогда ни о чем не просил. У него не было в этом необходимости.

Может быть, он именно этого боится, спросил он себя. Не хочет быть тем, кто нуждается в помощи? Вдруг его обнаружившаяся беспомощность нарушит баланс в их отношениях?.. Усилием воли отбросив все сомнения, он выпалил:

— Ты нужна мне, Гвин.

Она как раз подняла руку, чтобы указать на елку, со словами: «Вот эта». Но вместо этого удивленно раскрыла рот и спросила:

— Что? Для чего?

— Чтобы поставить пьесу.

— Ааа…

Рука опустилась, рот закрылся. А что еще она хотела услышать? Шагая по высоким сугробам, Гвин прошла мимо Алека к тому дереву, которое выбрала первым. Сердце стучало с такой силой, что было больно в груди.

— Я думаю, вот эта елка пойдет.

— Ты слышала, что я сказал?

— Слышала. — Гвин постаралась, чтобы ее голос не дрогнул. — И какого ответа ты ожидаешь?

— Я надеюсь услышать «да».

Когда она встретилась взглядом с этими зелеными, умоляющими глазами, ее сердце помчалось вскачь. Ей хотелось сразу всего: броситься к нему, закричать на него, погладить по щеке, снова почувствовать обольстительный вкус его губ. Она хотела его.

— Оказалось, что у меня получается еще хуже, чем я думал, — говорил Алек. — И это просто ужасно. Дети, я знаю, считают, что это безнадежная затея, что я безнадежен. Послушай, Гвин, осталось десять дней…

Он умоляет ее. Хорошо. К сожалению, он заговорил об этом несколько поздновато — денег ей уже не заработать. Но хоть что-то она получит. Правда, если он думает, что она придет в восторг от его предложения, то ошибается.

— Так, значит, ты хочешь, чтобы я занялась этим. Несмотря на то, что до этого говорил, что нам не стоит работать рядом.

— Да.

Умоляет и явно нервничает. Еще лучше. Она обошла вокруг выбранной елки.

— Должно быть, ты действительно в трудном положении. А не боишься того, что я снова захочу броситься тебе на шею?

Луч солнца, пробившийся сквозь деревья, высветил яркую прядь в его рыжеватых волосах.

— Гвин… Давай забудем об этом? О том, что я тогда сказал. В тот день… ты просто застала меня врасплох. Я вовсе не боюсь, что это может повториться.