Книга Аргентинское танго, страница 59 – Джанет Дейли

— Да. Пампа — это нечто особое. Каждый аргентинец, родился ли он в Патагонии, в Андах, Буэнос-Айресе или Чако, чувствует свое родство с пампой. А для тех, кто родом отсюда, все другие места на земле словно не существуют.

— Вы родились в пампе?

— Да. За много миль отсюда, — сказал Рауль.

Его лошадь придвинулась вплотную к темно-каштановому коню Лес, и обутая в сапог нога Рауля коснулась ее ноги.

— Че! — крикнул Рауль своей лошади и что-то резко пробормотал по-испански.

Лошадь отодвинулась в сторону, однако ощущение соприкосновения не пропало. Во всяком случае, для Лес.

Но, когда подскакала Триша и остановилась рядом с ними, хрупкое перемирие, возникшее между Лес и Раулем, вновь нарушилось.

— Ну и что ты думаешь о молодняке, Лес? — спросила девушка.

Лес привстала на стременах, чтобы получше разглядеть лошадей. От табунка отделился смельчак из тех, что постарше, быстрой рысью подбежал поближе к ним, остановился, затем попятился в притворном страхе и бросился назад к товарищам, державшимся на безопасном расстоянии.

— Гляньте-ка, сеньора Лес, — сказал Эктор, подбадривая Лес высказать свое мнение. — Вы понимаете в молодняке толк.

— Думаю, вы спутали меня с Раулем, — неловко пробормотала Лес и стиснула бока коня коленями, посылая его вперед медленным шагом, чтобы подобраться поближе к пугливому табунку и разглядеть молодых лошадок с близкого расстояния.

— А-а-а-а, вот оно что, — протянул Эктор, бросил на Рауля понимающий взгляд и сказал по-испански: — Теперь я понимаю, почему она шипит на тебя как тигрица, защищающая своего котенка. Она уверена, что ты причинишь ему зло.

— Она ошибается, — ответил Рауль на том же языке, понимая, что их разговор между собой по-испански привлечет внимание Триши. — Меня не интересует ее котенок.

— Ну тогда, наверное, сама тигрица?

— No. Los caballos, — отрезал Рауль.

— Caballos — лошади, — перевела Триша. — Это слово я знаю. Кажется, мне надо начать посещать курсы испанского.

— Это было невежливо беседовать по-испански, раз вы не понимаете этого языка. Прошу извинить нас, — сказал Рауль, переходя на английский.

— О, ничего особенного. Просто я всегда в таких случаях спрашиваю себя, не обо мне ли это говорят, — беззаботно улыбнулась Триша и отвернулась, чтобы посмотреть, как мать подъезжает к табуну молодняка, направляя своего коня по широкой дуге и незаметно огибая стоявших особняком лошадей постарше.

— Ваша матушка, сеньорита, просто мастерица, — сказал Эктор.

— Лес великолепно управляется с лошадьми, но отвратительно — с людьми.

— Может быть, потому, что лошадям можно верить, — сухо предположил Роб. — Люди могут оскорбить, а лошади — всего лишь переломать кости.

Рауль заметил, как Триша метнула быстрый взгляд на Эктора.

— Роб, ты бестактен, — сказала она.

— Нет, сеньорита, сеньор Роб прав, — вмешался Эктор, указывая на свои безжизненные ноги, привязанные к седлу. — Это не причинило мне такой боли, какую причиняют безжалостные замечания об увечье.

— Простите, Эктор, — промямлил Роб. Шея его покраснела от смущения. — Я не подумал.

— Иногда я задаюсь вопросом: а думаешь ли ты вообще, — упрекнула его Триша.

Рауль не прислушивался к их перебранке. Он наблюдал, как Лес, искусно направляя свою лошадь, подобралась совсем близко к табунку молодых животных и остановилась, чтобы рассмотреть их. Она была великолепна. Ветер трепал ее волосы, блестевшие на солнце как золото. Он вспомнил, какой застал ее всего несколько минут назад, первым подъехав к Лес: она неподвижно сидела в седле, трепеща от волнения и не отрывая взгляда от расстилавшейся перед ней пампы. Этот образ врезался ему в память.

Далеко за полдень они вернулись в estancia и оставили лошадей в конюшне на попечение конюхов. В доме Лес направилась прямо в свою комнату, чтобы принять душ и переодеться перед обедом.

Она подошла к кровати, села и начала стягивать сапоги для верховой езды. Перед глазами все еще стояла виденная недавно картинка: они въезжают во двор конюшни, и Рауль, обхватив Тришу за талию, спускает ее с лошади. Девушка сама попросила его помочь ей спешиться, что делало все это маленькое происшествие еще более досадным.

Освободившись от тяжелой обуви, Лес сбросила с себя одежду и оставила ее небрежной кучкой на сиденье стула, затем вошла в общую с Тришей ванную, соединявшую их комнаты. Рев и дребезжанье водопроводных труб напомнили ей еще одно событие этого утра, когда Триша столь вызывающе и дразняще рассказывала Раулю о душе. И это испортило ей все удовольствие от купания. Лес постаралась побыстрее выбраться из-под горячих струй, не желая слушать сантехническую серенаду.

В коридоре открылась и закрылась какая-то дверь. Затем послышались шаги в Тришиной комнате. Немного поколебавшись, Лес вновь вошла в ванную и остановилась у двери, ведущей к дочери.

— Триша? — спросила она, дважды постучав.

— Да. Входи, — отозвалась Триша. — Ты пришла как раз вовремя, чтобы помочь мне стащить эти сапоги, — сказала она, когда Лес открыла дверь.

Лес замялась, затем подошла к стулу, на котором сидела Триша, и стянула сначала один высокий сапог, затем другой. Отойдя назад, она смахнула с рук пыль.

— Спасибо. — Триша сняла через голову свитер и отбросила его в сторону. — От меня несет потом как от лошади, — сказала она, принюхиваясь к своим рукам. — Этот душ — как раз кстати. Надеюсь, ты не израсходовала всю горячую воду…

— Триша, я хочу с тобой поговорить, — начала Лес.

— О чем? — Триша расстегнула пояс джинсов и потянула за язычок «молнии».

— Для начала хотя бы о душе, — резко бросила Лес, раздраженная тем, что дочь не обращает внимания на ее присутствие.

— Очень шумный, не так ли? — засмеялась Триша, села на стул и сбросила с себя джинсы.

— Триша, я говорю серьезно.

— О душе? — скептически глянула на мать Триша.

«Интересно, она намеренно прикидывается бестолковой или просто пытается запутать этот разговор и свести его к пустякам?» — подумала Лес.

— Нет, не о душе, — сказала она. — О том, как ты ведешь себя с Раулем. Ты делаешь из себя дурочку, Триша.

Она увидела, как в глазах дочери вспыхнул жесткий, упрямый огонек, и поняла, что выбрала неверный тон. Лес не хотела начинать этой беседы с упреков и обвинений. Она хотела объяснить дочери… призвать ее к благоразумию…

— Это на самом деле так? — с вызовом спросила Триша.

— Да. — Лес попыталась сдержать нарастающий гнев. — Думаю, что ты не осознаешь, как явно все это выглядит и звучит со стороны. Мне делается очень неловко.

— Не понимаю, почему тебе должно быть неловко.