Онлайн книга «Карантин в "Гранд-отеле"»
|
— Вот так!… Давайте сюда ковер, этот номер все равно пустует, — послышался голос Вольфганга. — И не надо болтать о нем, пока его как следует не почистят. — А чем это его так испоганили? — Опрокинули бутылку наливки. А тебе должно быть стыдно. Всего и надо было прямо спросить у Брунса. Он сразу сказал, что сунул ковер в комод… У Феликса стало легче на душе. В ванную они не зайдут, — А вообще-то лучше положить его в ванной. Гоп! У Феликса времени хватило только на то, чтобы молниеносно выскользнуть в окно и, вцепившись в пожарную лестницу, прижаться совершенно голому к стене на высоте третьего этажа. Хорошо еще, что окно выходило в глухой внутренний дворик. — Неслыханная наглость! — послышался голос Вольфганга. — Какой-то сукин сын забрался сюда, чтобы переодеться!… И выкупаться к тому же!… Заберите это тряпье в канцелярию! Если я узнаю, какой подлец это сделал, я ему это так не спущу! Банда какая-то! Ну, пошли! Пошли! …Они унесли его одежду. Он стоял в комнате с выбритым до половины лицом, бритвой и ключом в руках, но без одежды. Он завернул ключ, бритву и мыло в полотенце и привязал узелок к руке. После этого он снова выбрался на лестницу. Снова начиналась волнующая охота за одеждой. В полной темноте вовсю хлестал дождь. Одно утешение, что, будь он одет, все равно сразу же промок бы до нитки. Темных окон виднелось всего-навсего три. Первое, справа от него, было тоже окном ванной. Он влез в него. Плохо. Сквозь неплотно прикрытую дверь пробивался свет и слышались голоса. Вдова! Он сразу узнал глубокий голос синьоры Релли. — …У меня в жизни было не так уж много радости, но временами я была счастлива и поэтому мне не больно думать, что я старею… — Он был добрым человеком? — спросил грубоватый мужской голос. — Думаю, что да… Отчасти поэтому у меня сейчас и нелегко на душе. Я хотела попросить совета у вашего коллеги, но, странное дело, после двух коротких встреч он больше не попадался мне на глаза. — Я не знал, что здесь, кроме меня, живет еще кто-то из миссионеров. — А он даже из того же самого ордена, что и вы: такие же самые пуговицы, такая же бархатная куртка с серым пятном. — Очень странно…Серое пятно просто-напросто выела на бархате моль… — Любопытно… — Гм… Я потом поищу этого странного коллегу… Одним словом, что же беспокоит синьору? — Очень неприятное дело, и я скорее прошу у вас совета, чем утешения, потому что я, видите ли, обманула полицию. Я сказала, что не знаю Артура Коклина, а я ведь часто встречала его в Сингапуре. — Почему же вы умолчали об этом? — Потому что… я знала, что они расспрашивают меня из-за его жены… Она живет здесь в «Гранд-отеле» под чужим именем… а ее муж считает, что она гостит у меня… Ужасно, но у меня такой романтический характер… Эта женщина влюбилась в одного молодого человека… и они хотели бежать… Еще в Сингапуре она попросила меня написать мужу письмо о том, что я приглашаю ее погостить несколько дней у меня. Тогда ей несложно будет уехать… Я написала… — Вы поступили дурно… — Я — итальянка… Речь шла о любви, о романтике, о несчастной женщине… Потом я пожалела о сделанном, потому что здесь же оказалась и другая женщина… которая тоже любила этого молодого человека — уже много лет… и пошла ради него на большую жертву… эта женщина тоже была артисткой и танцевала вместе с этим молодым человеком, а потом вышла замуж за старого, безобразного редактора газеты только для того, чтобы у Додди было много-много денег. Речь идет о миссис Вилльерс, той самой, которая исчезла… Перед этим она была у меня, плакала, падала в обморок. Тот молодой человек еще в Сингапуре бросил ее ради другой, и у нее не осталось ничего, кроме старого, нелюбимого мужа и… Она сказала, что напишет мужу той другой, потому что она не может без Додди… — Грешники, заслуживающие адского огня… — Si, si… теперь и я это понимаю… но в Сингапуре я все это видела в романтическом свете. И миссис Вилльерс все равно бежала бы так или иначе… Я не сказала полиции то, что я знаю… потому что эта грешная женщина живет здесь под псевдонимом, сказала, что ее фамилия Гулд. Она хочет убежать с этим молодым человеком, а ведь у нее такой чудесный малыш… Вот это я и хотела вам рассказать и попросить помочь советом: как я должна поступить?… Феликс, позабыв о своем собственном положении, тихонько стоял в темной ванной, откуда было слышно каждое слово. Советы миссионера не интересовали молодого человека, и он вновь выбрался на пожарную лестницу, чтобы продолжить отчаянную охоту за одеждой. Еще одно темное окошко ванной. Он, крадучись, пробрался к нему… Прислушался… Спрыгнул в комнату и испуганно застыл на холодных плитках паркета… Комната была отделена от маленького салона одной лишь портьерой. В салоне кто-то как раз включил граммофон… Miss Otis regrets she is Inable to lunch to day — Выключи ты эту проклятую музыку, — сказала белокурая, полная женщина в вечернем платье. В этом номере жил фабрикант мороженого Хиллер со своею женой. Один из некоронованных королей Америки. — Не указывай, что мне делать, Мей… — ответил он, продолжая повязывать галстук. — Постыдился бы лучше! Что обо мне будет думать прислуга! Ты же флиртуешь с горничной. А еще американский миллиардер! Хиллер, насвистывая, надел смокинг и поправил узел галстука. Его жена сорвала с головы украшенную алмазами заколку ценой в верных десять тысяч и швырнула ее в граммофон. — Отвечай мне!… — закричала она тоном базарной торговки. — Я тебе не комнатная собачка! Ясно?! Хиллер с равнодушным видом закурил сигарету. — Не кричи, пожалуйста, — ответил он скучающе, — ты не за стойкой бара. — Подлец! Если тебе не нравится, что я была кассиршей, надо было жениться на какой-нибудь аристократке. Да только кто пошел бы за такого базарного зазывалу? Из тех, что кривляются перед ларьками… Ты и сейчас остался тем же, что и был: мелким лавочником! Несмотря на все твои миллионы. Хиллер, насвистывая, посмотрел на часы. Граммофон продолжал свое: Miss Otis regrets she is Inable to lunch to day Его жена швырнула на пол вазу, и ее пухлое, начавшее уже увядать, кукольное личико исказилось от ярости. — Мерзавец! Зазывала! Тебе бы в тюрьме сидеть! — Пожалуйста, без скандалов, — негромко сказал Хиллер, — потому что… — Ударишь меня?!… Ты на это способен! Фу!… Рыцарь для горничных. — Слушай, Мей, прекрати-ка это… Горничная ничем не хуже, чем шофер… Мой собственный шофер. Ты думаешь, что я совсем уж идиот?… |