
Онлайн книга «Теория Глупости, или Учебник Жизни для Дураков-2»
— Мне тебя и твою полную трудностей жизнь не потянуть. Ты — дохлик. А мой избранник — сильная личность. Я сказал: — Мне кажется, ты должна признаться в чем-то… Что чуть было не помешало мне и Маркофьеву осуществить наши планы… Она усмехнулась отцовской улыбкой: — Через тебя он пытался внедриться в нашу сеть! — Какую сеть? — подумав о рыболовной, спросил я. — Заговорщиков… С целью свержения установившегося в нашей стране капиталистического строя! Формулировки, я догадывался, тоже были папины. СЪЕЗД Маркофьев созвал в Болонии, в том кафе, где любил бывать Ленин (о чем свидетельствовала мемориальная доска при входе), съезд сохранивших ему верность соратников. И выступил с речью: — Все вы — мои дети, — сказал он. — И всех вас я люблю. Поэтому дарю каждому наследство… И он раздал Мише и Моржуеву, детективу Марине и Шпионовичу-Застенкеру, родной своей сестре и всем детишкам — замки и поместья (каждому — свое), присовокупив к земельному наделу гигантские суммы налом и громадные счета в швейцарских банках. Никого не обидел и не забыл. ВИНОВНИК ВСЕХ МОИХ БЕД Попутно, мельком обмолвился, что Миша стал мужем его младшей дочурки, балерины. — Но он же вроде бы женат на Сивухиной! — вырвалось у меня. — А дочурка была замужем за разливщиком воды… — Да, — согласился Маркофьев. — Ну и что? Мои дети смотрят на жизнь так же широко, как я. С Сивухиной у него был деловой альянс. А с моей дочерью — любовный. С Сивухиной он пел. А с моей дочерью спит. И танцует. Балетные партии. С Сивухиной он зарабатывал деньги. А с моей дочерью — получил столько… Что ему хватит по гроб жизни… ИЗ ПОКА НЕ ЗАВЕРШЕННОГО МНОЮ "ПУТЕВОДИТЕЛЯ ПО ИТАЛИИ для дураков" "Те, кто бывал в этом маленьком раю, именуемом Ривьерой Цветов, тянущемся тонкой кромкой вдоль Лигурийского побережья, знают, что узенькая горная нависшая над синим морем тропинка, связывающая два крохотных городка — Манарола и Риомаджоре — получила поэтическое название "Дорога Любви"… ДОРОГА ЛЮБВИ После окончания работы съезда и праздничного банкета некоторые отправились гулять по Дороге Любви… (А некоторые улетели или поехали осматривать свои полученные в дар вотчины.) Сияло солнце. Беседки, увитые плющом и висевшие над обрывами на манер ласточкиных гнезд, манили передохнуть в их прохладной тени. На склонах спускавшихся к морю предгорий цвели агавы. А в пенившейся возле берега и гелево-неподвижной на горизонте лазури перемешались небо и вода, реально наличествующая соль и вымышленный сладкий сироп, паруса яхт и перья облаков. Я не трехнулся бы, не въехал бы в ситуацию и долго бы ничего не понял, если бы не Маркофьев. Я, пьянея от счастья, не слишком хорошо оценивал происходящее. То есть, конечно, обращал внимание, что Вероника то и дело отстает или уходит вперед, то и дело кому-то звонит по мобильнику или отвечает на звонки. Но не придавал этому значения. Я думал о том, как символично: идти с самой дорогой тебе женщиной по Дороге Любви… Как это красиво и какого потрясающе глубокого смысла преисполнено. Напоминание. Дурак во всем, даже в самом пошлом и ничего не значащем ищет (и находит!) возвышенное и романтичное. Если вы еще не искренили в себе эту черту — принимайтесь за дело! Маркофьев отозвал меня в сторонку и спросил: — С кем она треплется? Я пожал плечами. Мне было хорошо. И не до мелочей. Я, наверное, глупо улыбался. Контрольный вопрос. А как еще может улыбаться дурак — умно, что ли? Маркофьев смотрел на меня озабоченно. — Кто-то ей сейчас позвонил, а она сказала: "Я как раз иду по Дороге Любви…" — Ну и что? — беспечно сказал я. Маркофьев вытаращил глаза: — Как это "что"? Что значит это "как раз"? Она как раз с тобой должна говорить о любви, а не как раз с кем-то, кто на связи. С кем это у нее "как раз"? Истому и негу как ветром сдуло… Я стал приглядываться и прислушиваться внимательнее. До полного прозрения оставалось недолго. ДЕЛЕГАТ Мы с Маркофьевым съездили порыбачить, а когда я вернулся, то застал в гостях у Вероники Шпионовича-Застенкера. Я не слишком удивился: он ведь был делегат съезда… НЕПРИЧАСТНОСТЬ Непричастность Евлампия Шпионовича к моим семейным неурядицам подтвердила вскоре и мама Вероники, моя в прошлом гипотетическая, а теперь уже явно не получившаяся теща. Когда я (по делам оказавшись в Москве) пришел к сборщице рисовых зернышек и в надежде, что она замолвит за меня словечко перед дочерью, старушенция провещала голосом сказительницы: — Ты опоздал… Ты ее упустил… Так бывает… Она встретила человека на улице и влюбилась с первого взгляда… Примечание № 1. Что ж они все так дико и нелепо, несообразно и несоразмерно врали! Примечание № 2. Чем беззастенчивее и глупее врешь — там лучше! КРЕПОСТЬ Надо признаться, я был информацией скорее ободрен, чем огорчен. Могло ли такое быть? Встретить на улице? И влюбиться? Нет, это было мало похоже на Веронику. Может, меня таким образом воспитывали? Жестоко наказывали? Хотели проучить? За мое неправильное, невнимательное, наплевательски-эгоистическое отношение к семейным обязательствам? Что ж, я заслужил. Я устремился на новый штурм ставшей для меня временно (я хотел в это верить) неприступной крепости. Я набрался терпения. Ведь в сложившейся ситуации был повинен только я. И я обязан был вымолить прощение! ПОИСК Вероника сделалась неуловимой. (Позднее я понял, что не мог ее найти, поскольку она странствовала под разными именами и каждый раз с новыми документами — то под фамилией Балдухина, то Греховодова, то Подлюк…) Я ездил за ней в Москву. (Курчавился снежок…) В Париж. (Черные химеры на Соборе Богоматери стали, после чистки пескоструйными аппаратами, белыми.) Возвращался — в Италию… Гордость и стыд мешали обратиться за помощью к ведущему специалисту Интерпола Марине. Да и не слишком ловко было его беспокоить — он теперь проживал на Сейшелах и лишь время от времени присылал фотографии, которые запечатлевали куряку гордо попирающим ногой выловленную меч-рыбу или выпрыгивающим из личного самолета с парашютом за спиной. Я сам становился детективом. Учился домысливать, сопоставлять. Находить за внешним — скрытое. — Зачем? Наплюнь! — говорил Маркофьев. — Столько баб! Я с еще одной познакомился… Богатая… А про внешность вообще не говорю! Хочешь, и тебе такую подыщу? Если б я мог… Ее позабыть… Я переживал и чувствовал то же, что некогда испытывал и переживал, теряя Маргариту. Только тогда схватывало сердце, а теперь не хватало дыхания. Оно пресекалось — будто от нехватки кислорода… |