Книга Теория Глупости, или Учебник Жизни для Дураков-2, страница 190 – Андрей Яхонтов

УХОДЯ

Уходя, я просил несостоявшихся тестя и тещу не думать, что был таким всегда. От рождения.

— Но мне так доходчиво на протяжении жизни внушали и объясняли, каким я должен быть, что я усвоил, — сказал я им. — Вы хотели, чтобы я сделался таким? И я таким стал!

КАК ЖИВУТ ЛЮДИ

Когда мы с Вероникой закончили выяснение по поводу моего дебоша в ее доме, вошла девочка. Голубые джинсики обтягивали длинные ножки, на запястье поблескивала золотая изящная цепочка.

— Мама, — сказала она, — у меня свидание.

Я прослезился. Все же отчасти она была и моим творением.

Запомните: ГАЛАТЕЯ, ДОСТИГНУВ СОВЕРШЕНСТВА, УЖЕ НЕ НУЖДАЕТСЯ В СКУЛЬПТОРАХ.

— Дай, пожалуйста, презервативы, — продолжила девочка мелодичным голоском.

Вероника достала из шкафа коробку с нарисованным на ней пронзенным стрелой сердцем и надписью "Баковский комбинат имени Крупской-Арманд".

Ах, какая это была (я имею в виду мать и дочь) идилличная картинка…

ИЗ-ПОД ВЕНЦА

Ночью меня осенило. Я совершу то, на что раньше никогда бы не решился. Я умыкну невесту из-под венца. Она, конечно же, права в своем отношении ко мне. Я не оправдал надежд, не воздал должного, не уделил внимания. И т. д. Но я одумался и переменился!

Я позвонил ей и сказал:

— Давай убежим. Приезжай ко мне прямо сейчас. Не надо никаких объяснений с ним. Просто молча уйди. Мы поедем в аэропорт, возьмем билет на первый же рейс и улетим… Я владею Островом Святой Елены. В моем распоряжении пол Корсики. Я возглавлю научный институт… Мы станем мужем и женой.

Я сделал это! Я это сказал! Рубикон был перейден! Я готов бы совершить такое, о чем прежде и помыслить не смел.

КОЛЛЕКЦИОНЕР ИЛЛЮЗИЙ

— Ты, оказывается, не только коллекционер ошибок, — хохотал Маркофьев, — ты еще и коллекционер иллюзий.

Он сказал:

— КАЖДЫЙ ДЕРЖИТСЯ ЗА ТО, ЧТО ИМЕЕТ. У нее сейчас есть за что держаться.

ПРОИГРЫШ

Вскоре мы входили в переливающийся разноцветным сиянием зал, где каруселями вращались рулетки, опавшими листьями устилали зеленое сукно карты, а костяные кубики с вкрапленными на их бока черными точками летали и кувыркались, как цирковые акробаты.

— Сыграем, — говорил Маркофьев. — Игра — вот что никогда не подводит. Ибо она — настоящая. А потом возьмем девочек и закатимся на яхте на остров… На твой или на мой…

Мы выпили в баре по рюмке "Наполеона" и сделали первые ставки. Добавили по фужеру шампанского "Молодеческое" и утроили сумму. Махнули по стакану "Мартеля" и упятерили рассеянный по клеточкам с номерами фишечный десант.

— Не катит, — сказал Маркофьев. — Ты знаешь, я этого не люблю. Надо менять тактику. — Ставка, которую он объявил, заставила крупье вздрогнуть, а прочих игроков — отступить, освобождая королю пространство для единоличного шествия. Люди поняли: он состязается не с ними, а мерится силами с Судьбой.

Проигрыш не охладил его пыла. Мой друг вновь удвоил сумму. Вокруг стала собираться толпа. Появился заместитель владельца казино, пошептался с крупье. После чего приблизился к Маркофьеву и сказал:

— В случае вашего триумфа вам придется подождать. Казино не располагает подобными активами. Мы должны проконсультироваться с банком. Вы согласны?

Маркофьев кивнул. Мы отошли к бару и выпили "Мартини". Вернувшийся замуправляющего дал крупье отмашку. Рулетка пошла совершать оборот, шарик скакал с черных долей на красные и вновь на черные.

Маркофьев проиграл.

Я утер испарину, а он захотел армянского бренди. Его просьбу исполнил подбежавший бармен. Мой друг удесятерил сумму.

— Я сломаю ей хребет, — произнес он.

Игра за соседними столиками прекратилась. Из-за портьеры вышел сам сиявший перстнями владелец заведения. Он, как и я, утирал испарину (только делал это кружевными манжетами) и предупредил: ждать выигрыша, в случае, если он произойдет, придется сутки, ибо сумма, стоящая на кону, равняется бюджету всего королевства. Маркофьев не возражал.

— Я сломаю ей хребет, — повторял он, пока шарик искал пристанище в счастливом номерном отсеке.

Зал выдохнул, загудел со смешанным чувством облегчения и разочарования.

— Не имеет значения, — сказал Маркофьев. — Слил, так слил. Еще не вечер. Я продолжаю.

Зрители сплотились вокруг нашего стола еще плотней.

Мы перевели дух возле стойки. Маркофьев велел мне подсчитать уже наши активы. Оставалось не так много, как до игры, но кое-что имелось. Он подозвал владельца и спросил, может ли поставить, то есть предложить в качестве залога остров Святой Елены. И Корсику. Владелец позвонил куда-то и ответил утвердительно.

— Что ты творишь! — не выдержал я. — Столько сил потрачено…

Маркофьев отодвинул меня плечом и двинулся к разлинованному столу. Я не пошел за ним, а закрыл глаза ладонями. И лишь по новому глубочайшему выдоху толпы догадался о поражении.

Забегали люди, зазвонили телефоны, хозяин казино пил успокоительное и принимал поздравления. Крупье, молодой парень, ушел, пошатываясь. Его заменил другой дирижер.

Следом нами были проиграны банк, яхта, замок на Капри, московская квартира, два кадиллака и маркофьевское обручальное кольцо. Мы выгребли из карманов мелочь и вскладчину купили пятидолларовую фишку. Я видел, как побледнели костяшки пальцев Маркофьева, когда он впился в край стола.

Увы, в этот вечер ему не суждено было праздновать победы. Мы отвалились от стола как насосавшиеся комары отталкиваются от искусанной плоти своих жертв. С той только разницей, что обескровлены и выпотрошены были мы. Хозяин подошел и пожал Маркофьеву руку.

— Это было по-ленински, — повторял он.

— Еще бы, — усмехнулся Маркофьев. — Ты стал миллиардером.

И потянул меня к стойке. Он был мертвенно изумруден.

— В ресторан мы, видимо, не пойдем, — сказал он. — Девочек и Корсику тоже придется отложить. У тебя хоть что-нибудь осталось?

Я даже не стал хлопать себя по пиджаку и брюкам.

Раскрасневшийся и сиявший владелец предложил:

— Желаете выпивку за счет заведения?

Маркофьев поблагодарил его улыбкой.

— Налей им бренди, — сказал владелец бармену.

Маркофьев мотнул головой.

— Нет, — сказал он. — В.С.О.П. Хеннесси. Самый дорогой.

Хозяин виновато мялся.

— Это слишком дорого, — прожурчал он. — Наше казино не может позволить себе таких расходов.

Маркофьев не удостоил его взгляда.

— Самый дорогой, какой есть. Хеннесси, — повторил он. — Запиши на мой счет. Я расплачусь.