
Онлайн книга «Лиса в курятнике»
«Уважаемые господа! Налоговая комиссия при Временном совете под председательством господина инженера постановила после тщательного изучения финансового положения уважаемых жителей и бросания жребия, что доходы нижеперечисленных господ достаточны для приобретения зеркального трехдверного шкафа, выполненного из высококачественного каштана. Шкаф этого типа определяется комиссией как предмет роскоши, а посему мы просим означенных господ предоставить налоговому инспектору господину Кишу сумму муниципального налога на роскошь в размере трех лир "Тнувы" в одноразовом порядке с целью строительства здания администрации старосты, а также двадцать грошей для расходов по сбору налогов, в противном случае комиссия вынуждена будет конфисковать вышеозначенный шкаф для покрытия долга вышеозначенного лица. С уважением Залман Хасидов, староста де-факто». * * * Первое экстренное заседание в истории совета состоялось на следующий день, в ранний послеобеденный час. Это было сделано по приказу председателя и по устной просьбе налогового инспектора Офера Киша. Представители были вызваны по насущному вопросу, связанному с их высоким статусом. При одном взгляде на портного причина вызова становилась ясна. Офер Киш не мог шагу ступить без вздохов и охов от боли. Через прорехи в штанах были видны свежие синяки, а под левым глазом появилось сине-желтое пятно, напоминающее о высказывании «око за око, зуб за зуб». — Что они со мной сделали? — орал коротышка-портной. — Меня чуть не убили! Я еще даже не успел объяснить им смысл письма, а они уже набрасываются на меня. «Кому нужен ваш совет!» — орали они. — Какой еще шкаф, ты, психованный портной?» И собак на меня спускали… Дольникер постучал по столу: — Товарищи! Это переходит всякие границы! Некоторое праздничное волнение овладело делегатами. — Что это такое? — орала госпожа Хасидов. — Нас избрали или нет? — Ну вот еще, — с горечью отметил староста де-факто, — как получать удовольствие от работы в совете — так это да! А как что-то внести — так нет! — Ну раз так, — заявил вдруг резник, — мы прекращаем весь этот совет, правильно, господин… инженер? Достаточно было одного взгляда председателя, чтобы слова застряли в горле Яакова Сфаради. — Отступить? — рычал Дольникер. — Покориться?! — А что же? — Полицейский! * * * — Скажи мне, друг Миха, — обратился Дольникер в ночной мгле к пастуху, когда тот тяжело плюхнулся в свою койку, — достиг ли ты какого-нибудь прогресса в отношении дочери сапожника? — Да где там! — вскипел Миха. — Двора так втрескалась в это твое чучело очкастое, что мы теперь с ней почти не разговариваем. Я побаиваюсь, господин инженер, что как-нибудь набью морду этой сволочи… — Как тебе не стыдно, Миха, — прервал его Дольникер, — ведь я тебя уже предупреждал, что лишь занятие почетной общественной должности в деревне может разрушить преграду между тобой и девицей Дворой. — Но есть ли более уважаемый человек, господин инженер, чем пастух, который охраняет деревенскую собственность? — Еще как есть, дружок, например полицейский. — Какой еще полицейский? — Разве вы не слышали, господа, что Временный совет днем с огнем ищет полицейского? Ты — парень молодой, сильный, плотного телосложения, Миха, умеешь читать и писать, и твоя собака — одна из самых больших в деревне… — Оставьте вы это, господин инженер. Я люблю зеленую травку в поле и моих коров больше, чем людей. Я в полицейские не гожусь. — Друг Миха! Кто говорит о полицейском? Я предлагаю назначить тебя начальником полиции Эйн Камоним! Вследствие этого драматического заявления в комнате воцарилась тишина. — Так вы говорите… начальник… — То, что ты слышал, дружок. В чине капитана. — И выше меня никого не будет? — Конечно. Более того, через несколько месяцев ты сможешь дослужиться до полковника. — Ну, это другое дело, — согласился Миха, — потому что мне бы не хотелось начинать с самых низов. * * * После краткой церемонии присяги начальник полиции Эйн Камоним удостоился еще более краткого курса, прочитанного самим инженером. Тема — «Принципы работы хорошего офицера полиции». — Капитан полиции обязан знать все, видеть и слышать все! — начал политик первый урок, в процессе которого пастух все время кивал, дабы дать понять, насколько он солидарен с лектором. — Если произойдет нечто, упаси Господи, противозаконное, — учил Дольникер, — полицейский немедленно появляется на месте преступления; более того, рекомендуется появляться ДО совершения преступной акции. Затем он расследует дело, опираясь на показания свидетелей, и передает в распоряжение совета подробный отчет в письменном виде. Однако, — Дольникер предостерегающе поднял палец, — только один свидетель — это слишком мало. — Хорошо, а кто этот один? — Я имею в виду один по количеству, — объяснил Дольникер тем же тоном, какой он выработал при общении с жителями деревни, — один свидетель — это не свидетель, несмотря на то, что и его нужно тщательно допросить. — Положитесь на меня, господин инженер, — пастух гордо продемонстрировал свои мощные руки. — Без излишнего темперамента, товарищи, — Дольникер повысил голос, — с головы подследственного даже волос упасть не должен! Нужно записать все в виде вопросов и ответов, например так: «Как вас зовут? — Так-то и так-то». — Это не имя. — Ради Бога, пока все это фиктивно, товарищи! Я: Где вы родились? Подследственный: Скажем, в Русинских горах. Я: Сколько вам лет? И так далее. Ты понял, друг Миха? — Понял. Мне двадцать восемь исполнилось в конце прошлого года. Лишь после трех часов изнурительных объяснений воля Дольникера оказалась сильнее дефектов восприятия капитана полиции. В конце казалось, что Миха уже заучил основные принципы, хотя, завершая объяснения, Дольникер был абсолютно без сил. — Итак, — объяснял политик совершенно охрипшим голосом, — я не потерплю полицейского, занимающегося политикой. Полиция должна быть железным кулаком властных структур, ты понял? Если на тебя будет возложена обязанность арестовать родного брата, ты должен пойти и арестовать его. — У меня нет брата, только две сестры. — Это все фиктивно, — шептал охрипший политик, — я имею в виду, что ты должен выполнять приказы не задумываясь. Если тебе завтра прикажут повеситься… — За что? Я не сделал ничего плохого, — Миха запротестовал и встал из-за стола. — Извините, господин Дольникер, не хочу я быть полицейским, если мне завтра прикажут повеситься. |