Онлайн книга «Семейная книга»
|
Я не мог отказать. Он готов был разрыдаться. И к Авигдору я чувствовал симпатию. — Когда вам это нужно? — Вчера, — ответил он с интонацией легкого порицания, — мы уже опоздали. — К сожалению, мне нужно как минимум два дня… Мой подзащитный содрогнулся всем телом, будто его по лицу кнутом ударили. — Нет, — обхватил он меня, — ребенок еще должен выучить текст наизусть. К вечеру, умоляю, закончите к вечеру… Он жутко страдал. Желтая пена появилась у него в углах рта. Я опасался за его здоровье. Мы прошли молча несколько ступеней. — Ладно, — сказал я, — до девяти вечера… — Нет, я прошу вас — восемь тридцать! Восемь тридцать! Он пытался поцеловать мне руку. Он был как пьяный. Проводил меня до самых ворот. — Ну, бегом, — выкрикнул он и поднял восемь пальцев, умоляя — до восьми, пожалуйста, до восьми… Дома жена сказала, что был срочный звонок насчет возможности закончить в 7.15. Заказав ей кувшин особо черного кофе, я принялся за работу. Я попытался представить себе мир современного подростка, привязанного к родителям всеми фибрами своей маленькой души. Ну как он может их поблагодарить, как? Первая записанная мною версия была, пожалуй, суховата, однако не лишена интересных моментов: Папу, маму я люблю, И я очень их ценю. Пусть их Бог благодарит Счастье, радость им дарит. На этом этапе принесли цветы. Отец присовокупил к букету записочку с позолоченным краем: «С огромной любовью, до 7.30, если можно!». Я снова взялся за стило: Папа, мама дорогие, Вас люблю, мои родные. Вам желает Авигдор В счастье жизнь прожить без ссор. Мне немного мешало, что его зовут Авигдор, как всех. Вот если б его звали, к примеру, Имануил, можно было бы подобрать гораздо больше рифм, не говоря уже об имени Эфраим. Но такова жизнь, всегда что-нибудь не так. Звонок телефона нарушил лирическую атмосферу. — Умоляю — в пол-восьмого! — прошептал мой подзащитный. — Есть уже что-то готовое? Я продекламировал в трубку обе версии. Реакция была несколько сдержанной: — Ребенок обожает нас сверх всякой меры. В семь двадцать можно надеяться? — Посмотрим, у меня есть покрытие на пятьдесят пять процентов. Я выключил телефон. Так работать нельзя, мне нужна тишина. Вариант № 7 вышел из-под моих рук уже в соответствии с нужной пропорцией: Стал большой я и красивый, Кто меня так воспитал? Это папочка любимый, Это мамочка моя. В четыре пришла телеграмма: «Больше сердца больше ритма закончить в 7.15 умоляю». На этой стадии я почувствовал себя довольно-таки выжатым. К пяти часам у меня появилась некая неосознанная ненависть к примерным родителям, да и Авигдор тоже порядком утратил свой блеск. Это выразилось в сомнительной 18-й вариации: Папа, мама дорогие! Вам спасибо говорю. Вот бар-мицва уж настала — Поцелуйте вы меня. Тут я понял, что события принимают нежелательный оборот. Я принял прохладный душ. Пришел посланец. Подросший ребенок занял позицию в углу моего кабинета, не сводя глаз с бумаги, лежащей передо мною. — Я не заглушил мотороллер внизу, — сказал он, — как только вы закончите, я тут же забираю материал. Пришло послание от подзащитного: «Пусть чернила не высыхают. Закончите к семи, очень прошу». Посланец занял стартовую позицию, когда я записывал жуткую 42-ю версию, в которой, на мой взгляд, было сконцентрировано все, чего может ожидать преданный отец в нашем регионе: Папа с мамочкой мои — Ангелы небесные. Пусть живут они всегда, Пусть им будет весело. Для верности я еще добавил: Так, как Солнце для Луны, Папа с мамочкой мои. Меня любят навсегда, Дай Бог долгие года. Дипкурьер выхватил из моих рук влажную рукопись и исчез в вечерней мгле. Было 6.56. С чувством облегчения я плюхнулся в постель и тут же заснул. * * * Целую неделю я ничего не слышал от моего подзащитного. Да и деньги на счет не поступали. Через месяц я задал личный вопрос: — Все ли в порядке? — Извините, о чем это вы? Я пояснил, что я — тот самый, который писал это самое для Авигдора. — Ах, да, — вспомнил мой подзащитный, — к сожалению, я еще не успел прочесть. Ну, позвоните где-нибудь в конце недели… Я смотрел в раскрытое окно. Внизу простиралось Средиземное море. Волны нагоняли одна другую. Несколько сонных птиц праздновали что-то над водой, каркая нечто непонятное. Не было никаких признаков спешки. Гонки
— Когда отведешь дочку в сад, — сказала жена за завтраком, — на обратной дороге возьми в лавке шесть бутылок молока. Молочники бастуют. — Ничего я не смогу взять, — ответил я, — мне нужно уплатить арнону [12] . — Какую арнону? — Не знаю. Вот уже два месяца на кухонном шкафу лежит какая-то голубая арнона. Очевидно, из муниципалитета, ибо там написано что-то про долг за вывоз мусора. Несколько недель назад взял я эту бумагу в руки, но, дойдя до пункта, что стоимость арноны имущества — 26 %, а для целей общей арноны требуется внести 230 %, быстренько положил ее обратно, рядом с налогом на канализирование, потому что такие вещи меня раздражают. — Что такое канализирование? — спросил я жену. — Какое канализирование? — Не знаю. А почему ты меня спрашиваешь? — Может, мы за это сдавали деньги зимой? — Нет, то была канализация. — А это что? — Отстань от меня, а? Женушка выглядела очень беспокойной. Она вчера была с кашлем ребенка в поликлинике, но там выяснилось, что из нашей книжечки членства в больничной кассе выпали марки, и от жены требовали уладить этот вопрос в центре или что-то в этом роде. Так она взяла такси и поехала в центр и из-за этого забыла позвонить насчет газовых баллонов, и мы остались на целый день без горячего, а в центре сказали, что это не у них, а на месте, так что вот так вот, дорогая. — Канализирование — это как шоссе, — размышлял я, — очевидно, здесь какую-то дорогу строили. Я думаю, что нужно заплатить треть муниципалитету, а две трети можно растянуть на платежи. |