Книга Любовь и голуби, страница 124 – Владимир Гуркин

Макеевна. Ну, кого?

Саня. Ну, эти… Стициды! О! Уже не морковка, не капуста, а стициды и стициды.

Макеевна. У себя на огороде, поди, здоровые овощи!

Саня. А дожди химические! Химия, говорят, оттуда шарахает! На небо закинешься, полюбоваться им, к примеру, захотелось, а про химию думаешь. Не хочешь, а думаешь. А нафиг мне эта химия? Потом… (Дрогнувшим голосом.) Мишка с Васькой, сыновья-то, в Ростове у нас. Знаешь, да?

Макеевна. В самом Ростове?

Саня. В Богаевском районе. Скоко там километров? Десять или семисят от города?

Макеевна. Я почем знаю?

Саня. И я не помню. С женами, с детями… всем кагалом уехали и живут. Так?

Макеевна. Далеко забрались.

Саня. Ну, так получилось. Край-то богатый, урожайный. Дак вот, раз в два года, а к нам, в Сибирь, погостить заявлялись. А теперь и не выберешься. На один билет полгода упираться. Это жизнь?

Макеевна. Может, лучше станет когда-нибудь?

Саня. Так не видать че-то, чтоб лучше. Хуже и хуже, это видать.

Макеевна. И без очков, правда.

Саня. Я, слышь, локаторы настрою на радио: почем там нынче билеты…

Макеевна. А почем?

Саня. Дак там инфляция! В какую дырку ни ткнись… Везде. Теперь токо ее и караулю. Для родственников совсем места в голове не осталось, одная инфляция на уме.

Макеевна. А я, дядь Саня, раньше думала – она хорошая.

Саня. Кто?

Макеевна. Она, инфляция.

Саня. Да ты че-о?!

Макеевна. Правда-правда! Еще когда телевизоры работали, еще вышка неопрокинутая стояла, передавали, мол, шахтерам из-за инфляции большу-ущую зарплату дали, которая им и не снилась. Вот, думаю, до нас бы скорей добежала эта инфляция. Ну не дура?

Саня. И слова-то такого раньше не знал.

Макеевна (укоряя себя). Правда-правда! Разве я думала когда, что чужие кирпичи начну тягать? Никогда не думала.

Саня. А я с утра самого употреблял? Почти непьющим считаюсь, а счас предложи – не откажусь. Жадность откуда-то появляется.

Макеевна (с азартом). Жадность, точно, жадность! Иной раз в гостях начнут угощать… Ем-ем, ем-ем, уж пища у самого горла стоит, а все наворачиваю, будто последний раз в жизни еду ем. Со стыда готова сгореть, а все равно кусаю. Раньше ничего подобного за собой не замечала.

Саня. Может, голодная просто?

Макеевна. Да нет, вроде, не пустой желудок. Может, я одна такая?

Саня. А я? Вот поднеси мне счас рюмашку… Думаешь, откажусь? Попробуй поднеси, поглядим.

Макеевна. Ничего нет, дядь Саня.

Саня. А че?

Макеевна. Думаешь, у меня тут завод водочный?

Саня. Не, к примеру, к слову. (Со слезой в голосе, не сразу.) И с Валей ссоримся в сто раз чаще… Вам кажется, мужики во всем виноваты… А я, к примеру, при чем? Всю жизнь ишачил на пароме, как этот… Еще и виноват. Говорят, психика у народа должна быть другая. От неправильной народной психики, мол, беды, трудности неожиданные… Ну, вы там сначала свою психику замените. Вы-то знаете, где эти психики раздают, а нам другую брать неоткуда.

Макеевна. Народ и будет сидеть сложа руки, конечно.

С улицы послышался голос Николая: «Макевна! Ты там дома?!»

Саня. Колька! Куда-нить спрячь меня! (Забегал по двору.)

Макеевна. Да не он.

Саня. Хоть куда-нить!..

Голос Николая. Макевна!

Макеевна. Правда, он. Ну и бог с ним! Тебе-то че переживать?

Саня. Заподозрит что-нибудь про нас и обидится за Лидию. Изменил, предал, скажет, жену его.

Макеевна. Ну беги в избу, что ли. Под кровать там залезь и умри.

Саня. Ага. (Скрывается в доме.)

Входит Николай.

Николай. Ты че не отзываешься? Чуть глотку не сорвал.

Макеевна. В доме-то не слышно. Как услышала – вышла. Здравствуй, дядь Коля.

Николай. Здоров.

Макеевна. Однако, за деньгами пришел?

Николай. Какими?

Макеевна. За кирпичи, «какими»… Ой, спасибо тебе, дядь Коля.

Николай. За что?

Макеевна. Что прищучил меня с кирпичами. Сроду воровкой не была, заела бы совесть, начисто заела. Я уж от тебя деньгами, не водкой откуплюсь. Ладно? А то в доме шаром покати, ни бутылочки.

Николай. Может, где притаилась одна?

Макеевна. Все углы обшарь – не найдешь.

Николай. Не, на всякий пожарный… Бывает, поставишь, затыришь куда-нибудь, а потом найти не можешь. Зимой на огороде бутылку заначил, а утром снег… как навалил… Не знал, мативо, где искать.

Макеевна. Нашел?

Николай. Ну-дак, снег растаял весной, нашел. Сама себя выказала. Давай поглядим?

Макеевна (с обидой). Какой же ты все-таки человек недоверчивый. Из-за одного проступка прямо веревки готов вить. Иди, гляди!

Короткая пауза.

Николай (осторожно). Макевна, а ты ничего больше случайно… на нашей улице не прихватывала?

Макеевна. Кого? Когда?

Николай. У Арефьевых, у Валентины.

Макеевна (посмотрев на дверь дома). У дяди Сани?

Николай. Ну, на их половине, у Вали. Какая-то пропажа у них произошла крупная. ОМОН хотят из города вызвать… Те шерстить начнут – муравей не проскочит.

Макеевна (задохнувшись от негодования). Ах, он!.. Ах, хитрюга! Сидит, мозги заправляет! Химия у него на небе, тревожность в положении… Ах, он!..

Николай. Да погоди. Про кого забегала? Э, Макевна!

Макеевна. И что… перемены у вас какой, переворота не было? Жена твоя где?! Теть Лида где?!

Николай. Да вон, на ваш колодец за водой…

Макеевна. Не девал ее никуда?

Николай. Она первая тебя куда-нибудь денет. А что?

Макеевна. А то! Зачем мне про перемены-обмены заливать, если на самом деле в подозрении меня держат?! Всю жизнь теперь в уголовках ходить из-за твоих кирпичей? Из-за глины какой-то всю репутацию потеряла! (Плачет.) Какого ляда вы с ими расшиперились?

Николай. С кем?

Макеевна. С кирпичами долбаными! Столько дней лежат… без движения, конечно. Думаю, может, и не очень им надо. Другие машинами, целыми составами тягают… По сравнению, что я сделала-то? Слезы! И расплатилась.

Николай. А я за кирпичи без претензий.

Макеевна. Да? А при чем тут ОМОН? Без мужа, без детей, так все и валить можно? Сладче всех, что ли, живется? ОМОН они вызывают… Двадцать лет на почте отпахала, грамоты да премии, а тут… Забирай свои кирпичи к чертовой матери! (Распахнула дверь сарайчика, начинает вытаскивать кирпичи и складывать их у ног Николая.)