Онлайн книга «Как боги»
|
Валентин Борисович. Я ей отказал. После первого же раза отказал. Она. Чему ты обрадовалась, мама? Ирина Федоровна. Чему? Эх, ты… Мне тогда, дочка, сколько тебе сейчас было. А сладко, думаешь, куковать матери-одиночке, недообнятой? Но себя я соблюдала. Ты помнишь, чтобы к нам хоть кто-то из посторонних мужиков на жилплощадь таскался? Она. Нет, не помню. Но у тети Лены ты часто ночевала. Ирина Федоровна. Ну, ночевала. Или я неживая? Мужик, ведь он как: трезвый не интересуется, пьяный не справляется. Вот и стереги промежуток! Она. Мама, зачем ты мне все это говоришь? Сейчас?! Ирина Федоровна. А затем! Мы тогда в твоего Валентина Борисовича всем родительским комитетом влюбились. Одна другой краше. Подходи — бери. Я ведь его и в репетиторы с мыслью зазвала. Думала, познакомимся поближе, позову в гости, попробует, как я стряпаю и все остальное умею… Не-ет! На девчатинку потянуло. Она. Так ты Валентина Борисовича хотела от жены увести? Это же грех! Валентин Борисович. Вот, значит, почему вы не захотели, чтобы я женился на вашей дочери! Она. Вы хотели жениться на мне? Валентин Борисович. Да, хотел, предлагал Ирине Федоровне: я получаю разрешение в исполкоме и женюсь на несовершеннолетней, а она забирает заявление из милиции. Она. Мама! Ты мне этого никогда раньше не рассказывала. Ирина Федоровна. Щас! Разбежался. Нужен мне зять-развратник! Развел бы, не дай бог, гарем в моем доме. На нары! Она. Мама! Ирина Федоровна. Что — мама! Вон одёжа в чемодане вся, как лапша, слежалась. Где утюг? Она. На этаже. Ирина Федоровна. Пошли! (Валентину Борисовичу.) Ты с нами. Я вас вдвоем не оставлю. Вера достает из чемодана несколько платьев, берет их в охапку. Валентин Борисович ей помогает. Все трое уходят. Тем временем из ванной возвращаются Нина и Саша, продолжая начатый разговор. Нина. …А ты помнишь, из-за чего мы чуть не развелись в первый раз? Он. Из-за грибов. Это было через два года после свадьбы. Нина. Через год. Почему ты так рано начал мне изменять? Если я тебя не устраивала как женщина, зачем тогда ты на мне женился? Говори, не бойся! Мертвые не обидчивые. Он. Правда? (Берет ананас, смотрит на него, как Гамлет на череп.) Ну кто я был? Парень из заводского общежития. А ты дочь профессора. Я, когда в первый раз попал в вашу квартиру на Патриарших, обалдел: картины, красная мебель, бронзовые фавны. И ты в черной юбке, белой кружевной блузке… Нина. С бабушкиной камеей на груди. Он. Камея меня просто доконала! Я такие раньше только в кино видел. Нина. Значит, ты женился на бронзе, мебели и бабушкиной камее? Он. Нет, я женился на другой жизни. Нина. Интересно, если бы я не умерла, ты бы меня все-таки бросил? Он. Никогда! Верных жен не бросают. Нина. А ты не боялся, что мне однажды осточертеют твои гулянки и я сама уйду от тебя? Он. Нет, не боялся. Ты же однолюбка. И ты всегда мне верила. Нина. Верила? Думаешь, я не поняла, зачем ты устроил тот грибной скандал? Он. Нет, тот скандал устроила ты. Я хорошо помню. Мы с тобой поехали в Барыбино и набрали две корзины опят, маленьких, как шурупы. Они только пошли после дождей. Нина. А что ты еще помнишь? Он. Помню, как ты хотела заняться любовью в лесу. Я очень удивился, это было на тебя так не похоже! Нина. Да, у меня тогда мелькнула сумасшедшая мысль, если мы… прямо в лесу, я, наконец, перестану быть для тебя закомплексованной отличницей. Я стану настоящей женщиной… без границ! Но ты заныл, что в лесу сыро, комары и нас могут увидеть. Потом мы вернулись домой, я стала чистить грибы, а ты сел смотреть футбол. Он. Ну конечно, наши с кем-то играли! Нина. А когда ты, как ненормальный, заорал «судью на мыло!» — я взяла обе корзины и… Он (возмущенно). …вывалила в мусоропровод! Да еще сказала… Нина. Я актриса, а не домработница! Он. Актриса? Не смеши меня! Ты бы в «Щуку» никогда не поступила, если бы не твой отец. У тебя же никакого таланта, ты всегда завидовала моей органике. Ты высокообразованное ничто и высоконравственное никак. Нина размахивается и бьет его по щеке. Он (держась за щеку). За что, за «высокообразованное ничто»? Нина. За «высоконравственное никак». Он. Я собрал вещи и уехал к Косте Мотылеву. Нина. Нет, не к Косте. Ты помчался в Кимры, к этой своей травести. Он. Ты и это знаешь? Костя проболтался? Нина. Не важно. И тогда я решила с тобой развестись. Он. Почему же не развелась? Нина. Умрешь — узнаешь. Саша достает пачку сигарет. Оба закуривают. Он. Ты и там не бросила? Нина. Нет. Но когда знаешь, что куренье уже не вредит твоему здоровью, удовольствие совсем не то. (Гладит его по голове.) Хорошая стрижка! Скажи, а Вера знает про Машу? Шумно входят Вера, Ирина Федоровна, Валентин Борисович с вещами. Она (с порога). Саша, не кури, пожалуйста, в номере! Нина. А я тебе разрешала курить даже в постели. Пошли на балкон! Он (Вере). Хорошо, я покурю на балконе. Нина и Саша уходят на балкон. Ирина Федоровна (возмущенно). Живоглоты! За такие деньги я бы сама все перегладила. Она. Это называется сервис. Валентин Борисович. Мама права, не сервис, а грабеж! Нет, не за это я боролся с тоталитаризмом. Ирина Федоровна (вешает платья в шкаф). Отвисятся. Бесплатно. Она. Как вы мне оба надоели! Уходите! Сейчас же! Ирина Федоровна. Еще чего? Родную мать гонишь. Совсем из-за него голову потеряла. Кто хоть он такой? Она. Актер. Ирина Федоровна. Все актеры — развратники! Валентин Борисович. Не все, конечно, но профессия обязывает. |