Онлайн книга «Как боги»
|
Борис. Правильно, раба из человека надо с самого детства выдавливать! Нельзя железной метлой загонять в счастье… Федя. Липа, у меня такое впечатление, что ты эти двадцать лет в холодильнике с включенным телевизором пролежал! Светлана. Боренька, я не знаю, как у вас в Австралии, а у нас России, если не заставишь, ничего не будет. Это плохое само к человеку прилипает, а хорошее нужно к нему пришивать суровыми нитками… Черметов. Суровыми? Светлана. Суровыми! А раба у нас из себя если и выдавливают, то почему-то вместе с совестью. Некоторое время они молча смотрят друг другу в глаза. Евгения Петровна. Феденька, а что дальше-то было? Федя. Дальше? Ну, Ванечка вышел и стал читать стихи. Мои. Я сижу в зале и понимаю: сейчас умру, потому что стихи отвратительные! И вдруг все захлопали. А Ванечка заставил меня выйти на сцену. Ну и… Анна. И все узнали, что у нас в школе есть свой гений! Федя. А через неделю эти стихи напечатали в областной газете… Борис. Это я отца попросил. Мне тоже можешь сказать «спасибо»! Федя. Спасибо, Липа! Борис. Пожалуйста, Строчок! Евгения Петровна. Феденька, почитай нам эти стихи! Федя. Эти? Даже не знаю… Совсем юношеские… Черметов. Давай-давай! У нас сегодня вечер воспоминаний. Федя. Ну, хорошо… Сейчас… (Закрывает глаза, встает в свою позу.) Дразнилки. Драки. Синяки. Крапива. Соседний двор. Мальчишечья война. А в том дворе — немыслимо красива — Была в ту пору девочка одна. Я жил, учебник не приоткрывая, Я потерял надежду и покой. Граница меж дворами — мостовая. Я вдоль бродил, но дальше ни ногой. Пришла метель на смену летней пыли Велись слезопролитные бои… А во дворе у нас девчонки были. Конечно, не такие, но свои. В руках — синица, и мало-помалу Любовь пропала. Где-то к февралю. И девочка-красавица пропала. Квартиру, видно, дали журавлю. Смешно сказать, через дорогу жили. Я был труслив, она была горда… (Забывает текст, трет лоб.) Я был труслив… труслив… Борис. Это мы уже слышали. Светлана. Не мешай! Федя. Черт… Забыл… свои стихи. Такого со мной еще не было! Светлана. Напомнить? Федя. Нет! Я сам. Просто надо еще выпить… Евгения Петровна. Не надо, Феденька! Федя. Эх, да что вы понимаете! Убегает в «запроходную» комнату — выпить. Евгения Петровна. Лечить надо Федю. Гибнет! Черметов. Бесполезно. Я его два раза в больницу клал. Убегал. А насильно лечить теперь нельзя. Свобода, понимаешь ли! Евгения Петровна. В Серпухов его надо везти. Борис. А что там в Серпухове? Отец Михаил. Там чудотворная икона «Неупиваемая чаша». Борис. И что? Евгения Петровна. Помогает. Соседка наша так зятя вылечила. Пил страшно. Жену, дочку соседкину, бил смертным боем. Повезла, приложила его к образу — и как отрезало. Правда, теперь жалеет она. Анна. Почему? Евгения Петровна. Зять с пьяных-то глаз жену лупцевал, а с трезвых сразу бросил. Но все равно чудо! Борис. Я в чудеса не верю… Отец Михаил. Просто ты с настоящим чудом еще никогда не сталкивался. Борис. Сталкивался! Прилетаю на родину, а мой одноклассник Тяблик, с которым мы за девчонками в душе подглядывали, поп! Разве не чудо? Отец Михаил. Чудо, что Ванечка в десятом классе дал мне почитать Библию. Через Ванечку меня Господь и позвал… Борис. Откуда у него Библия взялась? Тогда трудно достать было. Моему отцу в обкоме партии выдали, как бойцу идеологического фронта, чтобы знал опиум по первоисточнику. Евгения Петровна. От деда моего осталась. Он церковным старостой был до революции. Но я скрывала, а Библию прятала. Но Ванечка мне говорил: нечестно такую книгу от людей прятать! Такой справедливый мальчик… Светлана. Чермет, а помнишь, как в шестом классе ты Борьке глаз подбил? Черметов. Конечно не помню! Я много кому чего подбивал… Борис (радостно). Я помню! Только это в седьмом было. На контрольной по алгебре. Я Вите… Виктору неправильный результат подсказал. Черметов. А-а, вспомнил! Нарочно, гад, наврал! Борис. Ну, вот опять! Конечно не нарочно! Черметов. А почему тогда мне пару поставили, а тебе тройку? Светлана. Потому что Борькин папа чуть что, сразу Гестаповне звонил! Евгения Петровна. Кому он звонил? Анна. Галине Остаповне. Директрисе. Она его как огня боялась. Евгения Петровна. А-а… хорошая женщина. Как она, жива? Отец Михаил. Преставилась. У нас в храме отпевали. Лежала на одре, как школьница. (Встает.) Пойду с Федей поговорю. Может, поедет в Серпухов? Черметов. Денег, скажи, на дорогу дам! Тяблов уходит в «запроходную» комнату. Борис. Гестаповна как увидела меня с фингалом, сразу заверещала и стала разбираться: кто, где, когда? Я молчу, Чермета не выдаю! Анна. Да ладно уж, пионер-герой! Он бы тебя просто убил! Правда, Вить? Черметов. Это точно! Предательства не прощаю никому! Светлана. Тогда Гестаповна собрала наш класс на допрос. Никто не сознается. Все на тебя, Чермет, смотрят. А ты молчишь, трусишь — отца в школу вызовут. Черметов. Да, у бати рука тяжелая была! Светлана. А Гестаповна психует — Борькиного отца боится… Евгения Петровна. Боренька, а как твой папа? Жив, здоров? Борис. Жив! Кипучий старик! За права аборигенов теперь борется… Евгения Петровна. Не скучает по России? Борис. Скучает. Советские песни каждый день слушает. Даже плачет иногда… |