
Онлайн книга «Плотские повести»
Номера были похожи на раздевалку сборной по футболу, одержавшей сокрушительную победу: одежда валялась вперемежку с пустыми бутылками. Двое спасателей спали беспробудным сном. Кто-то ревел под гитару: Первым делом мы испортим самолеты! Ну а девушек? А девушек потом! Несколько мужиков азартно листали Оленькину книжку про бинарные оппозиции. Они играли. Суть игры заключалась в том, чтобы загадать номер страницы, строку и слово. Проигравший становился в жертвенную позу и получал ровно столько сокрушительных пинков, на сколько букв его слово оказывалось короче того, что загадал победитель. - Но она сказала, у тебя праздник! - зашептала готовая расплакаться Оленька. - Какой, к чертям, праздник! - Кто сказала? - поинтересовался я. - Ка-атя… - Ясно. В этот момент появилась одетая в одну длинную майку Катерина. Она сидела верхом на Коляныче, напоминавшем битюга, которому хозяин из озорства вставил золотые лошадиные зубы. - Внимание! - звонко крикнула Катька.- Внимание! Сегодня исполнилось ровно пять лет с того исторического момента, когда величайшему летчику всех времен и народов Геннадию Сергеевичу Аристову было присвоено звание Героя России с вручением золотой звезды и ордена Ленина! Ура!! - Гип-гип-ура! - грянули спасатели так, что чуткие гидролокаторы на военно-морской базе в Гуантанамо определенно зашкалило. - Неужели пять лет? - хмуро удивился Гена, загибая пальцы.- В самом деле… Но «Ленина» тогда уже не вручали… - …С вручением ордена Академика Сахарова восьмой степени! - ничуть не смутилась Катерина. Меня всегда поражало, что в нужный момент она оказывалась обладательницей самой неожиданной информации. - До дна!- Коляныч поднес Гене пивной бокал, до краев наполненный виски. - Я не пью! - отрезал Гена. И это была правда. На днях исполнялся другой юбилей - год с тех пор, как он по настоянию врачей исключил из пищевого рациона все виды и подвиды спиртного. С этим, я думаю, и связан был бурный роман с Оленькой, не укладывавшийся ни в какие его сексуальные навыки и жизненные принципы. - Мужик ты или не мужик? - применил Коляныч совсем уж запрещенный прием. - Ольга, - спросила Катька, поигрывая редкими прядями на голове командира спасателей, - мужик Гена или не мужик? - Я не знаю,- растерялась будущая искусствоведка. Спасатели дружно и обидно захохотали. - Ему нельзя! - попробовал вступиться я. - Мне тоже было нельзя, - сообщил Коляныч. - Я дал врачу сто долларов - теперь можно! - Смешно сказал. - Гена побагровел, вырвал из рук искусителя бокал и выпил одним духом, не поморщившись. - Ура! - завопила Катерина и, взяв у Аристова опустевший бокал, вылила оставшиеся капли на голову Колянычу. Потом она пришпорила розовыми пяточками своего пьяного скакуна, и тот, протяжно заржав, унес ее в соседний номер. - Ну вот что, мужики, - нехорошим голосом начал Гена. Но тут в дверь постучали - и два официанта втащили в номер подносы с дымящимися бифштексами, обсыпанными картофельной струганиной и оливками. - Ваш заказ, мистер Аристофф! - доложил один из них на ломаном русском. Через час, вырвавшись из пьяных объятий спасателей, Гена сорвался вниз и от портье позвонил министру МЧС. Потом он пытался отсидеться в кегельбане, но группа спасателей, возвращаясь из очередного похода в осчастливленный магазинчик с сумками, набитыми бутылками, скрутила его, несмотря на яростное сопротивление, и доставила в номер. Здоровые все-таки парни! - Мужик ты или не мужик? - снова подступил к нему Коляныч, уже породнившийся плечами с теплой Катькиной задницей. - Ура-а герою России! Под утро, изгадив наши номера до неузнаваемости, команда ушла, унося на руках тех, кто не стоял на ногах. Вообще-то я не очень хорошо держу алкогольный удар и поэтому слабо помню окончание юбилейных торжеств, но предполагаю, что Катерина так уехала на Коляныче. Гена же, потерявший за год питейную форму, отрабатывавшуюся десятилетиями, отключился где-то после четвертого доказательства того что он все-таки мужик. В былые времена с ним такого, конечно, не случилось бы. Разумеется, мы проспали все наши полеты. Когда вечером следующего дня Оленька, приговаривая «бедный папочка», похмеляла юбиляра с ложечки, как тяжело больного, а я бессильно лежал в кресле, дверь распахнулась, грохнув о стену, и в номер ворвались разъяренные спасатели. Опухший Коляныч, как перчатку, швырнул в лицо Аристову телеграмму со срочным вызовом в Москву, подписанную министром МЧС. - Мы к тебе… А ты нас… - только и смог вымолвить он. Я едва успел подивиться тому, как непривычно Каляныч смотрится без наездницы на плечах, а нас уже начали бить. Меня схватили за грудки и вырубили первым же ударом, а эмчеэсовцы все-таки не эсэсовцы и лежачих не бьют. Гена же попытался оказать сопротивление - и, несмотря на истошное Оленькино заступничество, получил по полной мордобойной программе. - Ладно, хватит, - приказал Коляныч. - А то он до следующей годовщины не доживет! Спасатели, прихватив недопитые вечор бутылки, удалились. Внизу их уже ждал автобус. И вот, когда Оленька, всхлипывая, обрабатывала специальными жидкостями аристовские синяки, а я рассматривал порванную рубашку, зазвонил телефон. Забыв от пережитого про все инструкции, она схватила трубку: - Алло! Нет, Геннадий Сергеевич подойти не может… Он нездоров. Ничего страшного, просто несчастный случай… Перезвоните позже… Я? Я - Оленька… А вы кто? - Кто это? - взревел Гена, вскакивая и чуя неладное. - Какая-то Галина Дорофеевна! И хотя Галина Дорофеевна даже на сверхзвуковом истребителе могла очутиться в Майами не раньше чем через четыре часа, уже через двадцать минут срочно вызванное такси увозило рыдающую Оленьку в международный аэропорт. А еще минут через сорок появилась Катерина, свежая и невинная, как дуновение бриза. - Боже, что тут случилось? - всплеснула она руками. - Я вызову полицию! - Где ты была?! - заорал я, испепеляя ее одним глазом (второй подзаплыл). - Я? Я летала с Брайеном смотреть место для прыжков… Вы спали, он меня и попросил. А где Оленька? - Это ты сказала им, что Геннадий звонил министру? - Я? Что я, ненормальная! Я только похвасталась, что он живет с ним в одном доме… Я же не думала… - Стерва-а-а! …На следующий день я провожал Гену в аэропорту. На его мужественном лице наклеек было больше, чем на чемодане. Сам я нацепил темные очки. - Спасибо за отдых! - буркнул он. |