Онлайн книга «Раны чести»
|
Марк надеялся, что ее веселье связано не с его явной неловкостью или с практически полным отсутствием опыта. Смех стих, и она встретила его возмущенный взгляд мягкой улыбкой. — Напротив, центурион, я смеялась вовсе не над этим. Мне пришла в голову старая поговорка: «Лучше быть повешенным за овцу, чем за козла». Если вы меня понимаете. Друзилла повернулась и ушла. Когда вернулась в свой крошечный кабинет, на ее губах все еще играла загадочная улыбка, заставившая дежурного медика недоуменно поднять брови. Через час появился Дубн. Он неловко мялся в дверях, пока Марк не поманил его. Огромный бритт встал по стойке «смирно» у кровати, где сидел Марк, читая одолженный свиток воспоминаний Цезаря о галльском походе, и начал тщательно подготовленную речь: — Центурион, я прошу разрешения о переводе в другую центурию, при необходимости с понижением… Марк выпрямился, и головная боль усилилась. На секунду он покачнулся, и Дубн тут же запрыгал вокруг кровати, поддерживая юношу под руку. Спустя секунду боль утихла. Марк кивнул солдату на стул и принялся сворачивать свиток, посматривая на мрачное и неподвижное лицо бритта. Какая причина могла подвигнуть его заместителя покинуть Девятую? — Дубн, почему? Сплетенные пальцы и быстро моргнувшие глаза выдавали смятение под маской спокойствия. — Главная задача оптиона — защищать своего офицера, и я… — Чушь! Рев Марка удивил его самого. В голову ударила новая волна боли. Облегчение от того, что теперь он знает причину волнения друга, смешивалось с паникой, вызванной перспективой потерять этого человека. Дубн вздрогнул и широко раскрыл глаза при виде такой вспышки гнева. — Твоя работа — быть моим заместителем, стоять позади центурии, упирать жезл им в спины и следить, чтобы Девятая двигалась, куда я приказываю, поддерживать людей, когда они колеблются… Он остановился на секунду, дотянулся до кубка и глотнул воды. — …и ты безупречно справляешься с этой работой. Вспомни, Дубн. Когда я решил выйти и спасти нашего солдата, без твоей поддержки наши люди бросились бы обратно за Вал, не отойдя от него и на двести ярдов. Они безумно боялись, и, если уж на то пошло, боялся и я. И только твой голос сзади не дал им побежать. — Но в лесу… — Я нашумел и привлек к нам варваров. Ты тут ни при чем. — И я не смог защитить тебя. — Мы сражались за свою жизнь, в темноте, против множества врагов. Удивительно, что мы оба не оказались здесь, если не чего похуже. Слушай, Дубн, забудь это. Тут нет твоей вины, и незачем покидать Девятую. Успокойся, у меня голова от тебя разболелась! И потом, кто-то же стоял надо мной и сдерживал синеносых… Дубн сморщился, услышав попытку пошутить, но сразу же снова стал серьезным. Выражение его лица заставило Марка замолчать на середине фразы. — Что? — Это Антенох. — Антенох?! Дубн жалко кивнул. — Он выскочил из-за деревьев за нами, перепрыгнул через тебя и отбивался от варваров, пока не пришла помощь. Убил троих, еще одному отрубил руку… Он замолчал, напряженно глядя на Марка. — Антенох пошел за нами, и ты… и мы его не заметили? Оптион снова кивнул, его лицо вытянулось. Марк почувствовал, что теряет над собой контроль. — После того, как ты запретил ему идти с нами в патруль? — Да. Ответ прозвучал стыдливым шепотом, и Марку уже второй раз показалось, что он разговаривает с непослушным ребенком. Чтобы не рассмеяться, юноше пришлось прикусить губу. — Отлично. — Э? — Я сказал, отлично, и имел в виду именно это. Ты достаточно враждовал с ним. Отныне ты, как и я, будешь безоговорочно доверять ему, для этого есть все основания… Где он сейчас? — Он придет в госпиталь позже. Я сказал ему подождать, пока не вернусь в лагерь. Марк лег на спину, голова гудела от боли. — Скажи ему, чтобы пришел после вечерней еды, сейчас мне нужно поспать. И, Дубн… — Центурион? — Даже не думай оставить Девятую, пока не заработаешь жезл центуриона… если только не хочешь, чтобы я… чтобы я… И провалился в сон. Когда он проснулся, головная боль почти прошла, а рядом сидел Антенох и читал его свиток. Увидев, что центурион проснулся, солдат потряс им перед лицом Марка. — И что это за чтиво для больного? Я уж и не говорю, что всех знаний божественного Юлия о борьбе с галлами хватило бы на одну табличку, да и то осталось бы место. Война — нечто большее, чем гордое восседание на коне и знание, когда посылать в бой кавалерию. Хотел бы я посмотреть, как он будет стоять в стене щитов, когда дела пойдут по-настоящему дерьмово, и сохранять свое знаменитое спокойствие. Вместо того чтобы рассердиться, Марк рассмеялся. — О, тебе лучше. Так и должно быть, иначе добрая госпожа Фелиция не стала бы говорить, что отпустит тебя завтрашним утром. — Антенох, не будь таким бесцеремонным, если только госпожа не позволила тебе называть ее личным именем. Однажды ты свалишься в яму, из которой я не смогу тебя вытащить. — О, мы с госпожой на короткой ноге, центурион. Много беседовали, пока ждали у твоей постели, не надоест ли тебе все время спать. И эти беседы, должен добавить, навели меня на мысль, что чувства Фелиции к тебе несколько выходят за рамки отношения лекаря к его пациенту. Если ты сыграешь верно, то сможешь макнуть свою сосиску… Марк вскипел, его палец остановился в дюйме от носа Антеноха. — Хватит! Ты заходишь слишком далеко, наглый ублюдок! Признай за мной хоть какое-то чувство приличия! Ради Юпитера, она замужняя женщина. Хочу я ее или нет, но есть правила, по которым мы живем. К его ужасу, бритт скорчился у стены от смеха. — Правила! О боги, вы только послушайте его… — Он театральным жестом вытер глаза и покачал головой в притворном изумлении. — И ты родился и вырос в Риме? Да разве ты не знаешь, что твой народ практически изобрел прелюбодеяние? Они смотрели друг на друга в гневной тишине, никто не желал отступать. Наконец Антенох заговорил: — Как бы то ни было, но госпожа Фелиция, которая, разумеется, ведет абсолютно безупречный образ жизни, питает к тебе нечто большее, чем симпатию. И это вполне официально. Марк клюнул на приманку. — Что значит официально? Его писарь хитро улыбнулся. — Так мне сказал ее медик. Мы с ним выпили пива прошлой ночью, когда он освободился от службы. Если хочешь, можем назвать это разведкой от твоего имени. Он провел с ней полтора года в Больших Лугах, помогал собирать по частям парней из Второй Тунгрийской, и считает, что знает ее лучше, чем когда-либо узнает муж… |