Онлайн книга «Странники войны. Воспоминания детей писателей. 1941-1944»
|
Письмо Ларисы Лейтес отцу. 22 апреля 1942 Невозможно забыть замечательные занятия хореографией в красном уголке с любимыми людьми – балериной Джеммой Васильевной и пианисткой, Маринкиной мамой, Елизаветой Эммануиловной Лойтер. Нам даже сшили пачки из накрахмаленной марли, и мы подолгу занимались «у станка», без халтуры, стоя во всех позициях, как настоящие маленькие балерины. И танцевали мы на праздничных вечерах не что-нибудь, а под музыку Рахманинова – танец амазонок в стиле Айседоры Дункан, который остался в памяти как «танец дохлой Маринки», потому что Марина Френкель в середине танца трагически погибала от рук невидимых врагов, а мы трагически суетились вокруг.
Марина Френкель
Елизавета Лойтер А наши театральные постановки! В первой – «Рейнеке-лис» Гёте – я в силу малости и хилости исполняла роль маленькой обезьянки. Слова своей роли: «Очень мне хочется знать, скажите, где клад ваш хранится…» – помню до сих пор. Потом было сложное представление «Три апельсина» Карло Гоцци – с настоящими декорациями, с раскрывающимися апельсинами из подсобных материалов. Помню мелодекламации старших девочек, стихи запомнились на всю жизнь, чьи они – не знаю. – Там, за парком, на лужайке – «с выражением» декламировала самая красивая девочка Ира Ржешевская. Там, где гладь пруда, как сталь, Где тоскливо вьются чайки, Разыгралась пастораль. Я – пастух, а вы – маркиза В дымно-сером парике, Приходили из каприза И исчезли вдалеке… Я спросил вас: «Вы любили?» «Никогда…» «Никогда», – вы повторили, «Никогда», – гремел закат. «А меня б вы полюбили?» «Никогда…» Уж не Северянин ли? Вряд ли… Для него – слабовато. Во всяком случае, странный выбор для 1942 года и детского возраста. А вот еще – более «идейное», в исполнении Эры Росиной: Пренебреженьем к этикету Смущен холодный мажордом. Король французский на паркете Играет в шахматы с шутом. Взгляд короля совсем не гневен, Закон игры ему знаком: Шах королю, шах королеве, Снял короля король конем. Война. Король спокойно-гневен, Закон войны ему знаком: Шах королю, шах королеве, Снял короля король мечом. Однако далее назревает революционная ситуация: Мелькают головы и плечи, Народ ворвался в царский сад! Смерть королю! Народ разгневан. Гул голосов, звон хрусталя… Шах королю, шах королеве, И (торжествующе) пешки сняли короля! И конечно «монтажи» – комбинированые представления из патриотических стихов и песен, танцев, а в конце обязательно «пирамида», мгновенно строящаяся из старших мальчишек, самый верх которой всегда венчал «наш» – младший, тоненький и гибкий Данька Санников. Душой всего этого была, конечно, Елизавета Эммануиловна. А стихи в монтажах были в основном написаны отцами и присланы в Чистополь с фронта. На стихи Ильи Френкеля «Давай закурим» Елизавета Эммануиловна написала музыку, которая мне до сих пор кажется лучше, чем у Табачникова, а мы были гордые первые исполнители. Пели мы и такую военную песню: Суровое время, горячее время Пришло для отчизны родной. Вставай-поднимайся, рабочее племя, На подвиг и труд боевой. И верой, и правдой достойно и смело Отчизне послужим в бою. Идем мы, товарищ, за правое дело, За честь и свободу свою. С припевом: Тверже шаг, Ряды держите строже! С нами Сталин, с нами весь народ. Будет враг навеки уничтожен! На врага, за Родину, вперед! Почему-то эту песню после войны забыли, а жаль… Еще мы, конечно, пели, гордясь (наш Тимур!), марш тимуровцев: Тимуровцев много веселых, Нас много в больших городах. Нас много в аулах и селах, В амурской тайге и в степях. Пускай мы не вышли годами, И нас не берут на войну, Тимуровцы всеми путями Крепят молодую страну… У нас боевая сноровка И сил непочатый запас. Скорей бы нам дали винтовку, Гранату и противогаз… С припевом: Команды идут, ребята поют, Тимуровцы, шагай веселей! За дело, друзья, лениться нельзя, Поможем отчизне своей!
Никита и Даниил Санниковы С этими монтажами мы выступали не только в интернате, но и перед ранеными в госпитале, расположенном в городском саду. Ходили по интернату и самодельные стихи и песни. У реки у Лены есть приток Алдан, А у Миши Панченко – Лена Рудерман. Про недостижимо взрослую и красивую Варю Шкловскую старшими было сложено такое (на мотив «Крутится, вертится шар голубой»): В доме Литфонда стоит тишина, В доме Литфонда прескучно всегда, И вот из палаты под номером шесть Мне велено было блондинку привесть. Артисты играют, читают, поют, А мне умиленье минуты несут, И сердце мое утопало в огне, Когда ее глазки скользили по мне… Школа Про свой второй класс в чистопольской школе № 2 я практически ничего не помню, кроме того, что сидела за одной партой с Наташей Леоновой. Наверное, потому, что зимой сорок первого года очень много болела. В ту школу надо было идти по улице Володарского по направлению к рынку и Каме, мимо горсовета, напротив которого на столбе висел репродуктор и всегда толпились люди– слушали горькие сводки Информбюро. |