Книга Холодная война. Политики, полководцы, разведчики, страница 164 – Леонид Млечин

Французский президент не верил в партнерство и в союзы и считал, что каждое государство должно позаботиться о себе. Заполучив бомбу, Шарль де Голль исполнился уверенности в собственных силах. Он давно искал повода выйти из Североатлантического блока. Еще 14 сентября 1958 года он отправил президенту США и британскому премьер-министру письма, в которых говорилось, что участие Франции в военной Организации Североатлантического договора не соответствует интересам страны.

3 ноября 1959 года де Голль, выступая в высшей военной школе, заявил, что с военной интеграцией покончено. После этого ушел в отставку премьер-министр Антуан Пинэ, который сказал де Голлю, что французский народ чувствует себя в безопасности, лишь сознавая, что американцы рядом и что нападение Советского Союза на Западную Европу означает агрессию против Соединенных Штатов. Таким образом, в случае нападения не придется, как во время Второй мировой, ждать три-четыре года, когда французов освободят, потому что американцы немедленно вмешаются…

В мае 1959 года французский флот в Средиземном море перестал подчиняться командованию НАТО. В июне де Голль запретил американцам ввозить на территорию Франции ядерное оружие и переподчинил себе систему противовоздушной обороны.

Зато он поладил с недавними заклятыми врагами и установил партнерские отношения с Западной Германией. Де Голль говорил об отношениях с немцами:

— Мы и немцы многое пережили вместе. Мы прошли сквозь чащобы, полные диких зверей. Мы прошагали обожженные солнцем пустыни. Мы взбирались на покрытые снегом горные пики в постоянных поисках скрытых сокровищ — обычно соперничая, а в самое последнее время сотрудничая друг с другом. И теперь мы узнали, что никаких скрытых сокровищ нет и что нам остается одна только дружба.

29 июля 1960 года президент де Голль сказал прибывшему в Париж канцлеру ФРГ Конраду Аденауэру:

— Когда народы уверены, что ответственность за оборону лежит на американском генерале, они равнодушны к обороне, а это плохо.

Чтобы вновь стать великой державой, считал президент, Франция не должна питать сомнений в своей способности обеспечить собственную оборону.

В марте 1966 года правительство Франции отправило памятные записки всем странам — членам НАТО, в которых сообщало, что с 1 июля 1967 года восстанавливает национальное командование над своими вооруженными силами. Для Москвы эти слова звучали как сладкая музыка. Французского президента пригласили в Советский Союз.

Шарль де Голль старался балансировать между Америкой и Россией, которую неизменно включал в число европейских держав. 12 ноября 1953 года он впервые употребил выражение «Европа от Атлантики до Урала», прочно вошедшее в лексикон политиков и журналистов. Правда, в первый раз оно прозвучало как «Европа от Гибралтара до Урала». Ровно через шесть лет, в ноябре 1959 года, де Голль, крайне не одобрявший гегемонистские устремления США, заявил:

— Именно Европа — вся Европа, от Атлантики до Урала, — определяет судьбы мира!

А позже генерал употребил это выражение в контексте долгосрочного политического прогноза: «Когда-нибудь Европа будет единой — от Атлантики до Уральских гор».

Однажды эта формула попалась на глаза Хрущеву. Никита Сергеевич не оценил широты взглядов французского президента, а воспринял его слова как покушение на территориальную целостность Советского Союза: куда же делась вторая половина страны — от Уральских гор до Тихого океана? Он возмутился и позвонил первому заместителю министра иностранных дел Василию Васильевичу Кузнецову. Эту историю рассказал Юрий Владимирович Дубинин, бывший посол во Франции (см. журнал «Новая и новейшая история», № 2/2008).

Василий Кузнецов вызвал Дубинина:

— Хрущев возмущен высказываниями де Голля насчет создания какой-то «Европы от Атлантики до Урала». Дал указание срочно выяснить у французов, что имеет в виду их президент, выступая с такими идеями, и не помышляет ли он расчленить Советский Союз.

Французскому послу в Москве вручили памятную записку, в которой говорилось: «Подобные рассуждения не могут не вызывать аналогии, не напоминать о печальном прошлом, когда в гитлеровской Германии тоже говорилось о планах организации Европы от Атлантического океана до Урала».

Впоследствии Дубинину объяснили, что де Голль не имел в виду отрезать от Советского Союза половину территории, он просто плохо знал географию и считал, что Уралом Россия и заканчивается.

Никита Хрущев, встретившись с французским президентом де Голлем, пытался переманить его на свою сторону. Он убеждал де Голля: Россия и Франция дважды в этом столетии вместе воевали против Германии. Сейчас Западная Германия угрожает России, а потом будет угрожать также Франции! Нельзя позволять Германии создавать собственную армию и возрождать свою мощь. Президент де Голль холодно ответил, что ФРГ не угрожает ни Франции, ни России…

— Де Голль — это наибольший противник, — раздраженно рассуждал Хрущев. — Это человек, который живет, так сказать, как промотавшийся барин, какой-нибудь граф или князь. Он привык так жить, чтобы лакеи его окружали, чтобы земли у него были, чтобы на охоту со сворой выезжать. А теперь и своры нет, и землю промотал, но живет воображением старого времени…

Шарль де Голль считал, что в общем и целом может ладить с Москвой. Не без иронии замечал, что «Франция не подвергается слишком резким нападкам со стороны России и время от времени нам даже адресуются улыбки».

— Хрущев — натура не воинственная, — считал де Голль. — Во-первых, он вышел из того возраста, когда жаждут войны, во-вторых, он слишком тучен, и, в-третьих, ведение войны вообще не в его натуре. Но бывают обстоятельства, при которых одно желание ничего не значит, в том числе для Хрущева. Поэтому надо действовать с чрезвычайной осторожностью.

Диалог с Москвой диктовался нуждами внутренней политики. Политикам в Париже приходилось считаться с влиятельной коммунистической партией. Французские руководители принимали в расчет привязанность компартии к Москве и исходили из того, что активная политика в отношении Советского Союза принесет им голоса левых избирателей. Партнерские отношения с СССР одновременно способствовали тому, что компартия постепенно утратила свой радикальный характер и стала больше походить на обычную парламентскую партию.

Шла маленькая игра. Париж подавал сигнал Кремлю: «Можете на нас рассчитывать, мы не пристегнемся к американской колеснице и будем вести с вами диалог». Москва отвечала Елисейскому дворцу взаимностью: «С помощью наших друзей-коммунистов мы поможем вам контролировать положение в стране».

Правда, когда 19 марта 1962 года Советский Союз признал независимый Алжир, де Голль отозвал французского посла из Москвы. Но этот конфликт не испортил отношения между двумя державами. Шарль де Голль приехал в Советский Союз уже при Брежневе. Он путешествовал по нашей стране с 20 июня по 1 июля 1966 года. Побывал в Москве, Ленинграде, Новосибирске, Киеве, Волгограде. Ему показали космодром в Байконуре и даже пригласили на военные учения.