Онлайн книга «Верный садовник»
— Да, конечно. — Хороший парень. Он бы тебе понравился. Помогает нам в одном деле. И очень любит взятки. Я подумал, что тебе следует знать об этом. В прошлом это срабатывало, не так ли? Тот, кто берет взятки от Кенни К., не откажется брать их от конторы Ее Величества. Так? — Так. Благодарю. Нам это определенно пригодится. Я передам по инстанциям. Опять кивки и подмигивания, сопровождающиеся добрым глотком коньяка. — Знаешь новый небоскреб, который я построил рядом с Ухуру-хайуэй? — Очень красивый, Кенни. — На прошлой неделе я продал его русскому. Дуг мне говорит, боссу мафии. Большому боссу, не мелкоте, с которой нам приходится здесь сталкиваться. Говорят, он имеет немалую долю в торговле наркотиками, которую держат корейцы, — Куртисс откинулся на спинку кресла, всмотрелся в Донохью с озабоченностью близкого друга. — Эй, Тим. Что с тобой? Ты так побледнел, словно вот-вот потеряешь сознание. — Я в порядке. Такое со мной иногда случается. — Это все химиотерапия. Я же предлагал тебе обратиться к моему врачу, а ты все отказываешься. Как Мод? — У Мод все хорошо, благодарю. — Возьми яхту. Расслабьтесь, побудьте вдвоем. Скажи Дугу. — Еще раз благодарю, Кенни, но не хотелось бы афишировать наши отношения. Ты понимаешь. Кенни кивнул, вздохнул, развел руки. Вот человек, который ничего не берет. — Ты не присоединяешься к тем, кто не хочет иметь ничего общего с Кенни, Тим? Не собираешься кинуть меня, как банкиры? — Разумеется, нет. — И правильно. Ибо пострадаешь прежде всего ты. Этот русский, о котором я тебе говорил. Знаешь, что он припрятал на черный день? Что он показал Дугу? — Слушаю со всем вниманием, Кенни. — Я построил под небоскребом подвал. Хотел использовать его как подземный гараж. Подвал обошелся мне в кругленькую сумму, но я решил, что без него никак не обойтись. Четыреста стояночных мест на двести квартир. А этот русский, фамилию которого я собираюсь тебе назвать, заставил подвал большими белыми грузовиками с надписью «ООН» на бортах и дверцах кабины. Сказал Дугу, что они никогда не были в деле. Упали с корабля по пути в Сомали. И теперь он хочет их продать, — он картинно всплеснул руками. — Это же надо? Русская мафия, предлагающая купить грузовики ООН! Мне! Знаешь, чего он хотел от Дуга? — Расскажите. — Импортировать их. Из Найроби в Найроби. Мы их вроде бы купим за границей, договоримся с таможней и проведем по нашей бухгалтерии как новые. Если это не организованная преступность, то что? Русский воришка среди бела дня здесь, в Найроби, обдирающий ООН как липку! Это же просто анархия! А я терпеть не могу анархию. Поэтому воспользуйся этой крупицей информации. Передай ее куда следует. С наилучшими пожеланиями от Кенни К. За это я денег не возьму. Как говорится, за счет заведения. — Они будут счастливы. — Я хочу, чтобы его остановили, Тим. Немедленно. — Коулриджа или Куэйла? — Обоих. Я хочу, чтобы Коулриджа остановили, я хочу, чтобы затерялся этот глупый отчет жены Куэйла… «Господи, — подумал Донохью, — он знает и об отчете». — Я полагал, что Пеллегрин его уже потерял, — он нахмурился, как хмурятся старики, когда память вдруг им изменяет. — Бернарда в это не впутывай! Он мне не друг и никогда им не был! Я хочу от тебя одного: скажи своему мистеру Куэйлу, если он и дальше будет доставать меня, я ничем не смогу ему помочь, а зуб точат на него, а не на меня! Понял? С ним бы расправились в Германии, если бы я не замолвил за него словечко. Слышишь? — Я слышу вас, Кенни. И все передам. Ничего больше обещать не могу. С медвежьей живостью Куртисс выпрыгнул из кресла и заметался по кабинету. — Я — патриот! — кричал он. — Подтверди это, Донохью! Я — гребаный патриот! — Разумеется, Кенни. — Скажи это вслух. Я — патриот! — Вы — патриот. Вы — Джон Буль. [76] Вы — Уинстон Черчилль. Что еще я должен сказать? — Приведи пример моего патриотизма, один из десятков. Лучший пример, который ты можешь привести. Немедленно. «Куда он гнет?» — гадал Донохью. Но пример привел. — Как насчет операции в Сьерра-Леоне, которую мы прокрутили в прошлом году? — Расскажи мне о ней. Давай. Расскажи! — Нашему клиенту требовалось оружие и боеприпасы. — И что? — Мы купили оружие… — Я купил гребаное оружие! — Вы купили оружие на наши деньги, мы обеспечили вас подложным сертификатом, в котором указывалось, что оружие предназначено для Сингапура… — Ты забыл про гребаный корабль! — «Три Биз» зафрахтовал сухогруз водоизмещением сорок тысяч тонн, и на него погрузили оружие. Корабль растворился в тумане… — Как бы растворился! — …и материализовался в маленькой бухте неподалеку от Фритауна, где наш клиент и его люди сняли с корабля предназначавшийся им груз. — И я мог бы этого не делать, не так ли? Мог бы сыграть труса. Мог бы сказать: «Вы не по адресу, постучитесь в соседнюю дверь». Но я это сделал. Из любви к нашей гребаной родине. Потому что я — патриот! — продолжил он уже гораздо тише, словно заговорщик. — Ладно. Слушай. Вот что ты сделаешь… что сделает твоя служба… — он вышагивал взад-вперед, в голосе появились командные нотки. — Твоя служба… не Форин-оффис, там сидят маменькины сынки, твоя служба, кто-то из начальников, обратится в банки. Лично. И в каждом банке, список я тебе дам, найдет настоящего англичанина. Или англичанку. Ты меня слушаешь? Тебе придется передать эти слова своим начальникам, когда ты уедешь отсюда, — голос его теперь звучал громче и увереннее. — Я слушаю, — заверил Куртисса Донохью. — Это хорошо. Вы соберете их вместе. Этих настоящих англичан. Как мужчин, так и женщин. В каком-нибудь обшитом деревом конференц-зале в Сити. Вы все эти места знаете. И скажете им строго и официально, как умеет говорить британская секретная служба: «Господа. Дамы. Отстаньте от Кенни К. Мы не говорим вам почему. Мы говорим: отстаньте от него во имя королевы. Кенни К. многое сделал для нашей страны, но мы не можем сказать, что именно, и еще больше он сделает. Если вы продлите ему кредиты на три месяца, то послужите нашей стране так же, как служит ей Кенни К.». И они вас послушают. Если один скажет «да», они все скажут «да», потому что это стадо. И другие банки последуют их примеру, из того же стадного чувства. Донохью и предположить не мог, что ему когда-нибудь доведется жалеть Куртисса. Но если и пожалел, то именно в этот момент. |