Книга Дуновение холода, страница 4 – Лорел Гамильтон

Стивене встряхнул его за плечи:

— У Мрака клыки торчат! У Холода вокруг шеи ожерелье из черепов. А она, она… она умирает. Она вся иссохла! Смертная кровь ее испортила!

— Господин посол… — попытался прервать его Биггс.

— Нет-нет, вы должны их видеть, как вижу я!

— Они нисколько не изменились, когда мы вывернули пиджаки, — несколько разочарованно сказала Памела Нельсон.

— Я же говорила, мы не воздействуем на вас гламором.

— Ложь! Мне ваша чудовищная сущность видна! — Стивене уткнулся лбом в широкое плечо Биггса, словно не мог вынести нашего вида — наверное, и вправду не мог.

— Но теперь легче не смотреть в их сторону, — отметил Шелби.

Кортес кивнул:

— Мне легче сосредоточиться на деле, но выглядят они точно как раньше.

— Прекрасными… — выдохнул помощник Шелби. Босс остро на него глянул, и бедолага поспешно извинился, словно сказал бестактность.

Стивенсе уже поливал слезами дорогущий пиджак Биггса.

— Его надо увести, — сказал Дойл.

— Почему? — спросил кто-то из юристов.

— На часы наложено заклятие, так что мы представляемся ему монстрами. Боюсь, что его разум не выдержит напряжения. Наверное, в присутствии Тараниса действие чар слабее, но короля здесь нет.

— А вы не можете снять чары? — спросил Ведуччи.

— Не мы их наложили, — просто ответил Дойл.

— И вы не можете ему помочь? — это была Памела Нельсон.

— Чем дальше он будет от нас, тем ему будет легче.

Стивене попытался зарыться в плечо Биггса с головой.

Руки посла запутались в складках и швах подкладки.

— Для него мучительно стоять так близко к нам. — Холод впервые заговорил после церемонии представления. Голос у него хотя и уступал басу Дойла, но внушительность фигуры придавала вес словам.

— Позовите охрану, — сказал Биггс Фармеру. И Фармер — не какой-нибудь мальчишка на побегушках, а полноправный партнер в фирме — молча пошел к двери. Надо думать, если твой папочка основал фирму, и сам ты в ней — ведущее лицо, то определенным авторитетом пользуешься даже у партнеров.

Никто не говорил ни слова. Люди стояли в неловких позах, смущенные столь откровенным проявлением нездоровых эмоций. Стивенс и правда в некотором роде обезумел, но нам троим случалось видеть и худшее. Мы видели безумие, которое само по себе было магией. Магией того рода, что убивает под рыдание и смех.

Вошли охранники; одного я узнала — он встречал нас на входе. И еще привели врача — я припомнила, что на табличке у лифта значились несколько имен с докторскими степенями. Фармер сделал больше, чем его просили, но Биггс был явно счастлив передать всхлипывающего посла в руки медика. Неудивительно, что Фармер стал партнером в фирме. Приказы он выполнял безупречно, но еще и инициативу проявлял к месту.

Больше никто ничего не произнес, пока посла не увели, тихо прикрыв дверь за его спиной. Биггс поправил галстук и одернул помятый пиджак. Даже для вывернутого пиджак смотрелся ужасно — теперь только химчистка поможет. Биггс собрался было его снять, но глянул на нас и передумал.

Я перехватила его взгляд, и он смущенно отвел глаза в сторону.

— Все в порядке, мистер Биггс, ваши опасения понятны.

— Кажется, мистер Стивенс совершенно не в себе.

— Я бы посоветовала медикам пригласить дипломированного мага взглянуть на часы, прежде чем их снимать.

— Но почему?

— Посол носил их годами. Заклятие могло стать частью его души, его разума. Если их просто снять, можно нанести еще больший вред его здоровью.

Биггс потянулся к телефону.

— Почему вы не сказали об этом, пока его не увели? — проявил недовольство Шелби.

— Я только что об этом подумала.

— Я подумал раньше, — признался Дойл.

— А почему не сказали? — удивился Кортес.

— Забота о здоровье господина посла не входит в мои обязанности.

— Любой человек обязан помочь другому в такой ситуации, — заявил Шелби и замолчал — видимо, осознав, что сказал.

Дойл едва заметно искривил губы в улыбке:

— Я не человек. И считаю господина посла личностью слабой и недостойной. Ее величество королева Андаис несколько раз подавала ноты вашему правительству на поведение мистера Стивенса. Их не стали рассматривать. Но даже она не сумела предусмотреть подобного коварства.

— Коварства нашего правительства по отношению к вашему? — спросил Ведуччи.

— Нет. Коварства короля Тараниса по отношению к тому, кто ему доверял. Посол считал эти часы знаком высочайшей признательности, а они были ловушкой, обманом.

— Вы осуждаете короля? — сказала Памела Нельсон.

— А вы нет? — спросил Дойл.

Она готова была кивнуть, но покраснела и отвернулась. Наверное, даже в вывернутом наизнанку пиджаке она не могла не реагировать на Дойла. На него стоило реагировать, но мне все же не нравилось, что ей настолько трудно. У нас проблем хватает и без того, чтобы заставлять краснеть прокуроров.

— Но что выиграл бы король, настраивая посла против вашего двора? — спросил Кортес.

— То, что всегда приобретал Благой двор, смешивая имя Неблагих с грязью, — ответила я.

— Вот мне и интересно, что он приобрел, — заметил Шелби.

— Страх, — сказала я. — Таранис заставил собственный народ нас бояться.

— И что из этого? — не понял Шелби.

— Самая страшная кара при Благом дворе — изгнание, — объяснил Холод. — Но изгнание воспринимается как кара потому, что Таранис и его придворные убедили самих себя, будто, вступая в Неблагой двор, все становятся чудовищами. Не умом, а телом. Они уверяют, что, становясь Неблагим, приобретаешь уродства.

— Вы говорите, словно на себе испытали, — сказала Памела Нельсон.

— В давние времена я принадлежал к Золотому двору, — ответил Холод.

— А почему вас изгнали? — спросил Шелби.

— Лейтенант Холод не обязан отвечать, — вмешался Биггс. Он оставил попытки вернуть костюму приличный вид и снова превратился в одного из лучших адвокатов Западного Побережья.

— Его ответ может повлиять на наше суждение о рассматриваемом деле? — задал вопрос Шелби.

— Нет, — ответил Биггс. — Но поскольку против лейтенанта никаких обвинений не выдвигалось, ваш вопрос лежит за пределами слушания.

Биггс лгал гладко и спокойно, лгал — как правду говорил. Он понятия не имел, может ли ответ Холода как-то повлиять на рассмотрение дела, как не знал и почему обвиняемые стражи были изгнаны из Благого двора. Впрочем, Гален изгнан не был: он родился и вырос в Неблагом дворе. Нельзя изгнать из страны того, кто никогда в стране не жил. Биггс просто старался тщательно избегать вопросов, которые могли помешать защите его клиентов.