Онлайн книга «Заговор против мира. Кто развязал Первую мировую войну»
|
/.../ И вдруг многие поняли... Случилось это случайно или нарочно, – никто никогда не узнал... Но во время разгара речей о „свержении“ царская корона, укрепленная на думском балконе, вдруг сорвалась или была сорвана, и на глазах у десятитысячной толпы грохнулась о грязную мостовую. Металл жалобно зазвенел о камни... И толпа ахнула. По ней зловещим шопотом пробежали слова: – Жиды сбросили царскую корону... /.../ Это многим раскрыло глаза. Некоторые стали уходить с площади. /.../ А в думе делалось вот что. Толпа, среди которой наиболее выделялись евреи, ворвалась в зал заседаний и в революционном неистовстве изорвала все царские портреты, висевшие в зале. Некоторым императорам выкалывали глаза, другим чинили всякие другие издевательства. Какой-то рыжий студент-еврей, пробив головой портрет царствующего императора, носил на себе пробитое полотно, исступлено крича: – Теперь я – царь! /.../ Но конная часть в стороне от думы все еще стояла неподвижная и безучастная. Офицеры все еше не поняли. Но и они поняли, когда по ним открыли огонь из окон думы и с ее подъездов. Тогда, наконец-то, до той поры неподвижные серые встрепенулись. Дав несколько залпов по зданию думы, они ринулись вперед. Толпа в ужасе бежала. Все перепуталось – революционеры и мирные жители, русские и евреи. Все бежали в панике, и через полчаса Крещатик был очищен от всяких демонстраций» [720] . Демонстрации в Киеве прекратились, но тут же начался грандиозный антиеврейский погром, продолжавшийся несколько дней... Так же протекало во множестве больших и малых городов. Происходили и массовые погромы интеллигенции в городах с практически отсутствующим еврейским населением – в Томске, Твери, Ярославле, Курске и др. В Томске был подожжен театр, в котором интеллигенция собралась на митинг; собравшиеся черносотенцы препятствовали спасавшимся от огня. Большую вариабельность поведения продемонстрировали и губернаторы, поставленные в действительно тяжелые условия отсутствием предварительных инструкций и перерывом связи с правительством. Самые кровавые события произошли там, где политические страсти усугублялись национальными конфликтами. В Баку началась резня, а по всему Царству Польскому сорвали все вывески на русском языке; в Варшаве три дня просуществовало даже национальное самозванное правительство. Наместник Кавказа граф И.И.Воронцов-Дашков, даже получив официальное уведомление о верности текста Манифеста, потребовал шифрованного подтверждения. Когда в Тифлисе начались погромы, то он же распорядился выдать социал-демократам несколько сотен винтовок для организации самообороны от погромщиков. Офицеры местного гарнизона во главе с генералом Грязновым возмутились таким решением. Тогда лидеры социал-демократов во главе с будущим депутатом I Государственной Думы И.Рамишвили, во избежание конфликта, постановили вернуть оружие властям. Позже генерал Грязнов был убит рабочим социал-демократом Джорджиашвили; последний казнен. По всей России погромы и побоища происходили, главным образом, в течении первых 3-4 дней после публикации Манифеста; затем волна насилия в городах резко пошла на убыль. Всего беспорядками с человеческими жертвами было захвачено около 110 городов и 500 населенных пунктов. При разноречивости сохранившихся сведений итоги очень неточны, но весьма внушительны: в октябре по стране погибло от двух до четырех тысяч человек и от трех с половиной до десяти тысяч было раненых. По тем сведениям, где достоверно указывалась национальность пострадавших, Ч.Рууд и С.Степанов подсчитали, что евреев было 58,4 % убитых и 46,2 % раненых – т.е. это была самая многочисленная часть пострадавших, но только порядка половины общего их количества. По тем же данным по числу жертв лидируют следующие города: Одесса (618 убитых и 561 раненый), Екатеринослав (соответственно 88 и 231), Киев (68 и 301), Томск (68 и 86), Кишинев (53 и 67), Минск (52 и 100), Баку (51 и 83) [721] . По инициативе губернаторов массовые расстрелы демонстраций произошли 18 октября в Минске и Белостоке, а 20-го – в Севастополе, где толпа пыталась взять штурмом тюрьму. В Житомире погиб Н.И.Блинов – соратник Гершуни и Азефа, член первого состава БО ПСР – он пытался защищать евреев от погрома. Это был не единственный русский интеллигент, так завершивший жизненный путь. Манифест стал как бы референдумом по вопросу об отношении населения к существующей власти, причем вопрос был задан в очень провокационной форме. Власти как бы сыграли в игру: а что будут делать российские верноподданные, если им вдруг взять и предоставить свободу? Ведь как показали все последующие события ХХ века, всерьез-то никто и не собирался давать россиянам свободу – до сих пор они, например, не имеют свободы владеть собственной землей. Самое поразительное, что сами авторы этого удивительного эксперимента заведомо не понимали, что творят: и Николай II, и Витте, и прочие лица, причастные к изданию Манифеста, никакой провокацией не занимались, а воображали, что решают утилитарную политическую задачу – вводят в России некое подобие конституции; точно такая задача с большим или меньшим успехом ранее была решена в десятках европейских и заморских больших и малых монархий. Тем более интересны результаты этого необычного эксперимента. В первый момент ответ дали те, для кого вопрос был решен однозначно и давным-давно: если им дать свободу, то они не потерпят монархии Николая II ни под каким видом – это было очевидным мотивом антиправительственных демонстраций. Такой ответ был ясным и недвусмысленным. После чего пришла очередь отвечать всему остальному населению. Ответ последнего тоже оказался ясным и недвусмысленным: народ не потерпит даже физического существования тех, кто выступает против прежней власти. Такой ответ повторял стандарты и стереотипы еще времен «хождения в народ», когда население сдавало незадачливых пропагандистов в полицию. Теперь ответ носил вдобавок по-настоящему зверский характер. Правда, как отмечалось современниками, только меньшинство населения принимало участие непосредственно в погромах и убийствах. Но, во-первых, этого меньшинства заведомо хватало, чтобы подавить сопротивление противников режима, а, во-вторых, никакое меньшинство не может столь активно действовать без достаточной моральной поддержки вечно молчаливого большинства. Соотношение сил сторонников и противников режима было столь очевидным, что спасти последних от физического уничтожения могло только силовое вмешательство власти. От властей это, как отмечалось, больших сил и не потребовало, но ведь и не слишком многочисленные насильники, грабители и убийцы должны были не на шутку утомиться после трех дней нелегкой и непривычной работы. |