
Онлайн книга «Просчитать невозможно»
Никто не слышит их прихода. Спит усталый Беслан. Спит мать, спят сестры. Абдул стоит перед дверью с десяток секунд. Он неважно себя чувствует, понимая, что грешно так вести себя с родственниками. Тем не менее чувства не могут остановить его, когда впереди такая большая цель. И он с силой бьет здоровой ногой в дверь. От такого удара, от шума им произведенного, проснуться должны все. И первым просыпается Беслан, уже несколько лет воюющий и даже во сне готовый к немедленной адекватной реакции на любые действия. Он сразу понимает, что произошло, хотя Абдул не дает ему времени на соображение, сразу направляясь к двери в комнату племянника. – Что тебе надо, брат? – слышит эмир из-за распахнутой боковой двери. Голос спокойный, но громкий. Специально громкий, чтобы Беслана предупредить. Это мать встала на шум. Где-то там, в темноте, наверняка прижимаются к матери дочери. – Закрой дверь, и не высовывайся! Я хочу поговорить с ним… Второй удар ноги направлен в дверь комнаты Беслана. Сам Беслан уже вскочил на ноги и обшарил развешанную на спинке стула одежду в поисках пистолета. Он спал и не видел, как мать подсунула пистолет ему под подушку. И не находит оружия. Это вызывает отчаяние, но не испуг, потому что молодой горец чувствует свое моральное преимущество перед грозным дядей. Беслан проиграл – это он сам отлично понимает. Но он и умереть сумеет достойно, как победитель. Абдул уже шагает за порог и зажигает фонарик, направляя луч на стоящего посреди комнаты Беслана. Беслан одевает штаны и вроде бы даже не торопится, делает это с достоинством и спокойствием. Поведение племянника заставляет Абдула остановиться. – Что же ты не поздороваешься со своим эмиром? – грозно хмурит Мадаев седые брови, в голосе звучит едкая и злая насмешка, смешанная с угрозой. – Ты мне больше не эмир, запомни это, дядя, – сказано спокойно и открыто, без дрожи в голосе, без лишнего, ненужного сейчас, хотя и вполне уместного возбуждения. – Вот как? Ну и дела. Абдул ожидал испуга, привычный к такому поведению со стороны окружения, и слегка теряется. Не сразу находит, что сказать. – Предатель, стреляющий в спину, не может быть эмиром и требовать к себе уважения… – Я не стрелял тебе в спину. Это Искандер стрелял тебе в грудь. – Абдул уже взял себя в руки и голосом насмехается, пытаясь таким образом отвести от себя обвинения. – Ты стрелял в других… Тебе страшно было в меня выстрелить… И ты предоставил стрелять в меня Искандеру… А выстрел в грудь или в спину… Когда выстрел предательский – он всегда в спину… Ты это отлично знаешь… – Что тебе надо, брат? – снова раздается за спиной голос матери. – Как смеешь ты так вламываться в дом к родственникам? Ты кто, грязный абрек, не знающий чести? И после этого ты смеешь называть себя эмиром? Мать представляет, что может произойти дальше. И она старается говорить так, чтобы вызвать на себя ярость Абдула. Но тот в ярость не приходит. Он даже не оборачивается на голос. Просто бросает одному из своих помощников, почти не повысив голос: – За правым углом – подвал. Затолкай туда эту женщину вместе с девчонками… Он-то хорошо знает, что и как расположено в этом доме. За спиной слышится звучный удар и звериное рычание. Это мать ударила по лицу боевика и ухватилась за его длинную бороду. Но он все равно сумел быстро выкрутить ей руки, в которых осталась часть бороды. Беслан делает шаг вперед, чтобы оградить мать от насилия, но ствол автомата второго помощника Абдула бьет ему в грудь, останавливая. – Не торопись, – говорит Абдул. – Если ты жалеешь свою мать, если ты любишь своих сестер и не хочешь, чтобы я отдал их для развлечения своим людям, ты будешь отвечать на мои вопросы. Рассказывай… – Как я люблю малолеток! – довольно смеется оставшийся в комнате помощник эмира. – Что тебе, человеку без чести, надо узнать? – спрашивает Беслан, не обращая внимания не реплику, словно ничего не слышал. Голос становится ледяным, шипящим. – Что случилось в пещере после меня? – Ничего не случилось. – Как ты убежал оттуда? – Я не убегал. Меня отпустили… – Отпустили? – Абдул удивленно поднимает брови, и теперь уже в голосе его слышится угроза. Он не верит в доброту спецназовцев. – Да. Я сказал тому раненому подполковнику, что у меня умер отец, и я должен быть на похоронах. Он спросил меня, участвовал ли я в террористических актах. Я сказал, что не участвовал. Он меня отпустил, чтобы я через две недели пришел сам в прокуратуру. Я дал слово, что приду. Вот и все… Мужчина поверил в слово мужчины… – Врешь, шакал! Мне, своему эмиру врешь! – Ты мне больше не эмир, я сказал уже. И шакалом я имею больше оснований называть тебя, чем ты меня. Хоть ты мне и дядя. Я стыжусь, что в нашем роду есть такие мужчины, которые готовы отдать на поругание своих родственников… – Ты предал меня! – Абдул от обвинений теряет свое хваленое самообладание. – Это ты предал меня и всех остальных. – Не я, а обстоятельства того требовали. Тебе не понять этого с твоим скудным умишком… Где деньги? – Какие деньги? – Беслану вдруг подумалось, что Абдул спрашивает его о той пачке долларов, что дал ему подполковник. – Рюкзаки! Где рюкзаки? – Когда я разбирал выход, чтобы уйти, подполковник куда-то перепрятал их. Я не видел, куда он прятал, мне было не до того. – А второй? Тот, которого зовут Макаром? – Макар ушел сразу после твоего бегства. Ты быстро убегал. Страх добавил тебе сил, и он не смог догнать тебя. Он ушел к нашему джамаату, и один убил там всех. А потом сам стрелял из миномета по подходящим джамаатам. Больше я его не видел. – Один убил всех? – Наверное, он хороший воин. – Он хороший воин… Но я до него доберусь! Федералы вывезли рюкзаки? – Я не видел никого, кроме того раненого подполковника. Он отпустил меня, и я ушел. – И рюкзаки он перепрятал? – Перепрятал. – От кого? От тебя? – понимает все, но продолжает допрос Абдул. – Зачем ему прятать от меня, если я ушел? – От других федералов? – Об этом спроси у подполковника. – Ты говоришь, он ранен? – Искандер прострелил ему бедро. Может быть, и ты прострелил. Пистолет Искандера делает большие дыры. Наверное, это был ты… – Фамилия? – Я не знаю его фамилию. Он не предъявлял мне документы… Абдул думает несколько секунд. – Пойдешь с нами… – решает он, наконец. |