Онлайн книга «Ренегаты»
Но у меня своя голова на плечах. И эта голова в любой момент может быть пробита навылет пулей калибра 7,62. Подношу ладони к губам и как можно четче ору: – Прекратите огонь! Здесь Гонец! Здесь Гонец! Прекратите огонь! Пулемет гавкает еще пару раз – и затыкается. Секунды ползут, как дождевые черви. Наконец из гулкой пустоты ангара раздается рассерженный голос: – Твою мать! Гонец, кто с тобой? – Пономарь, Бека, Костыль. – Стволы на землю, – приказывает невидимый собеседник. – Выходите на центр с поднятыми руками! Быстро! Ору в ответ: – Поняли! Не стреляйте! Оставляю автомат у столбика и медленно, без резких движений, поднимаюсь. Бешено колотится сердце – если я ошибся, жизнь моя закончится вот прямо сейчас. Но стволы тех, кто засел в ангаре, молчат. – Дурак, ой, дурак! – шипит мне в спину Пономарь. – Место глухое. Положат всех – свидетелей-то нет. На подгибающихся ногах иду к трубам, высоко подняв руки. В голову лезет всякая ерунда, уже даже не стихи, а просто обрывки фраз. Откуда-то из глубин памяти всплывают кадры из старой советской комедии «Джентльмены удачи» – Василий Алибабаевич кричит подбегающим милиционерам: «Сдаемсу, сдаемсу-у». И смех, и грех. В дверном проеме ангара появляется человеческий силуэт с автоматом. – Гонец, ты? – Он самый. – Где остальные? – А ты кто? Человек выходит из сумрака, царящего в ангаре. Он в выгоревшей «афганке», на голове каска. – Капитан Шубин, корпус Пограничной Охраны. Где остальные? – З-здесь, з-здесь мы, – слышится у меня за спиной дрожащий голос Беки. Из-за труб поднимаются люди в камуфляже с эмблемами погранохраны и нашивками тридцать пятой заставы. Ого, далеко же их занесло! Опускаю руки, шарю по карманам в поисках сигарет. Пальцы не слушаются. Капитана Шубина я знаю. Он – один из «нормальных», вменяемых погранцов, тех, что живут сами и дают жить другим. В то же время это он и его ребята уничтожили группу Тестя. Судя по всему, нам дико повезло. Повезло, что нас не пришили в первые же секунды. Шубин подходит ближе, вглядывается в наши лица. – Пономарь, Костыль… Бека, это ты стрелял? – Я п-подумал… – А-а-а, так ты у нас мыслитель?! – Видно, что Шубин здорово на взводе из-за этой нашей маленькой войнушки. – Философ Демосфен? Бека виновато втягивает голову в плечи. Шубин с искаженным лицом шагает к нему, заносит руку, но вовремя останавливается – уж больно жалко выглядит Бека, грязный, худой, очкастый… – Козлы вы, – сообщает нам капитан сквозь зубы. – Всю операцию нам сорвали. – Кого ждали-то? – спрашиваю максимально миролюбивым тоном. Шубин смотрит на меня, но с ответом не торопится. К нему подходит высокий погранец – в руках автомат, за спиной «плетка». – Командир, Томас пришел. Их нашли. Началось. – Валите отсюда, быстро! – поворачиваясь, бросает нам Шубин. – И на запад не суйтесь. Я наконец-то нахожу сигареты, прикуриваю, с наслаждением затягиваюсь. – Спасибо, капитан. – Сочтемся, Гонец. * * * Идти по тропе намного приятнее, чем через камыши и топи. Пономарь что-то зло выговаривает Беке. Тот молчит, грызет свое печенье. Я иду третьим и время от времени смотрю на карту. Если погранслужба проводит здесь какую-то операцию, есть риск нарваться на неприятности в любой момент. Костыль, замыкающий в нашем маленьком отряде, время от времени оборачивается, словно ожидая погони. Но я верю капитану Шубину. Он отпустил нас и преследовать не станет. Люди, подобные ему, никогда не меняют своих решений – тем и живы. – Стоп! – командует Костыль. Мы застываем на месте, озираемся, приготовив оружие. Вроде все тихо. – Что там? – интересуется Пономарь. – Ловушка. Растяжка, – сообщает Костыль. – На два часа слева, шагах в семи. Семь шагов – это плохо. Наш фартовый головной проспал, не заметил тонкий блестящий тросик издали, и мы влопались, попав в зону действия растяжки. Я уже встречался с такой хренью. Тросик тут так, для блезиру. Ты его перешагиваешь, думая, что все уже позади, наступаешь на замаскированную пластину, под которой мина нажимного действия, – и все, капец котенку. Основной заряд сработает, изломает кости и разорвет в клочья. Медленно делаю шаг в сторону. Бека и Пономарь пятятся, стараясь не делать лишних движений. Со стороны мы, наверное, похожи на идиотов – четверо взрослых мужиков, растопырив руки, бочком-бочком уходят с натоптанной тропы в камыши и лужи. Но нам глубоко плевать на то, как мы сейчас выглядим, – жизнь дороже. «Есть только миг между прошлым и будущим». По колено в грязи. Выбравшись на тропу, переглядываемся. – Хреново все, – выражает общее мнение Пономарь. – Не фартит. Мы молчим. Где-то далеко на западе щелкает одиночный выстрел. Я вспоминаю утро сегодняшнего дня и думаю: «Надо было все же уходить одному…» * * * Ткань давно промокших кроссовок задубела и трет кожу на ногах, точно рашпиль. Надо сделать привал, просушить обувь, перекусить, да и вообще отдохнуть – денек выдался еще тот, но солнце уже клонится к горизонту, а до Азума, судя по карте, никак не меньше трех часов пути. Идем молча – все устали, проголодались, и разговаривать никого не тянет. Украдкой посматриваю на Костыля и гадаю: на кой ляд я ему сдался? Если бы он хотел отомстить за то старое дельце, то мог бы пришить меня еще на кладбище. Вряд ли Пономарь и Бека сумели бы сделать что-то, они, как я понимаю, вообще находятся в зависимости от Костыля – то ли подрядились к нему, то ли долг отрабатывают. У контры не принято задавать лишних вопросов, каждый знает ровно столько, сколько ему нужно знать. Старик Екклесиаст писал свои откровения про многие знания и печаль словно специально для контрабандистов в Центруме. Любопытные тут долго не живут. Но это все лирика, «мысли на маршруте», как я это называю, а на повестке данного конкретного момента стоит следующее: мне необходимо отрываться от этих гавриков, причем прямо сейчас. Навести троицу контры на группу, которая дожидается меня, нельзя ни в коем случае, это равносильно провалу контракта. Добром Костыль меня не отпустит – зачем-то я ему нужен. Значит, нужно идти в отрыв. Выбрать подходящее местечко – и… «Подходяще местечко» подворачивается через полчаса – тропа уходит в густые заросли на краю заросшего тростником озерца. Кусты узколиста, чернотала и прочая зелено-бурая дурнина стоит стеной, тропа узкая, идти по ней можно только гуськом, причем каждый будет видеть только спину впереди идущего. Жарко, в воздухе вьются черные мухи, лезут в нос, в глаза, в уши. Но мухи – это терпимо. |