Книга Пропасть Искупления, страница 85 – Аластер Рейнольдс

– Думаю, намеренно. Как ты его назвала? Визитная карточка? Очень точно.

– Я решила: этот жест означает, что вы хотите с кем-нибудь поговорить.

– Да ты и сама очень хотела со мной повидаться, – сказал капитан.

– И не я одна.

Антуанетта смотрела на явление со смесью страха и тревоги, одновременно испытывая облегчение.

– Можно кое о чем спросить? – Ответное молчание она приняла за знак согласия. – Как мне обращаться к вам? Слово «капитан» кажется не совсем правильным, особенно теперь, когда мы прошли испытание взаимным доверием.

– Верно замечено, – задумчиво проговорил он, хотя и без убежденности в голосе. – Можешь звать меня Джон.

– Отлично, Джон. Так что же я сделала, чтобы заслужить такое расположение? Любой мог принести вам шлем.

– Как я уже сказал, ты очень хотела со мной повидаться.

Антуанетта нагнулась и подняла с пола фонарь.

– Я пыталась достучаться до вас много лет, но безуспешно. Что изменилось?

– У меня теперь другие ощущения, – ответил капитан.

– Как будто вы спали и вдруг проснулись?

– Почувствовал, что нужно проснуться. Я ответил на твой вопрос?

– Не знаю. Может быть, это прозвучит невежливо… но с кем именно я разговариваю?

– Ты разговариваешь со мной. С таким, какой я есть. С таким, какой я был.

– Никому не известно, Джон, каким вы были. Мне кажется, это очень старый скафандр.

Рука в перчатке поднялась к грудному ящику, ощупала переключатели один за другим. Выглядело так, будто капитану захотелось перекреститься, но это, возможно, была рутинная проверка системы. Воздух, давление, обогрев, связь, обработка отходов… Она и сама помнила эту последовательность, как молитву.

– Я был на Марсе, – наконец произнес он.

– А я никогда, – сказала она.

– В самом деле? – Капитан как будто слегка растерялся.

– Если честно, не так уж много миров я повидала. Была на Йеллоустоне, недолго на Ресургеме, и вот сейчас я тут. А на Марсе ни разу. И какой он?

– Другой. Дикий. Холодный. Смертельно опасный. Не прощающий ошибок. Жестокий. Нетронутый. Тусклый. Прекрасный. Как страстная любовница.

– Но это было давно, верно?

– Давно. Сколько, по-твоему, лет этому скафандру?

– Похоже, настоящий антиквариат.

– Такие скафандры делали в двадцать первом веке. Ты считаешь Клавэйна дряхлым стариком, реликтом истории. Но я был стар, когда он сделал первый вдох.

Ее удивило, что он упомянул Клавэйна. Очевидно, капитан всегда был очень неплохо осведомлен о происходящем на борту корабля, лучше, чем считали многие.

– Вы проделали долгий путь, – сказала она.

– Да, долгий и удивительный. И погляди, кем я стал в конце концов.

– И вы, конечно, можете рассказать немало.

Антуанетта подумала, что есть две безопасные темы для разговора: настоящее и далекое прошлое. Меньше всего ей хотелось, чтобы капитан пустился в описание своих болезней и загадочных метаморфоз.

– Не все из пережитого хочется вспоминать, – сказал он. – У каждого в жизни были неприятные моменты.

– С этим не поспоришь.

Тонкие губы капитана чуть изогнулись в улыбке.

– В твоем прошлом, Антуанетта, тоже есть мрачные тайны?

– Ничего такого, чтобы плохо спалось. Особенно когда есть более насущные проблемы.

– Вот ты о чем… – Руки в перчатках повертели шлем. – Да, проблемы есть, и они непростые. Я многое чувствую и знаю, пожалуй, больше, чем тебе кажется. Например, мне известно, что в системе находятся корабли.

– Вы их видите?

– Это их шум оторвал меня от сладких снов о Марсе.

Бренниген осмотрел надписи и картинки на шлеме, потер их тупыми пальцами перчатки. «И какие же воспоминания, – подумала Антуанетта, – воскрешают эти символы, насколько далеко уносят в прошлое? На пятьсот лет, на шестьсот? Память, покрытая серой пылью веков…»

– Мы знали, что вы просыпаетесь, – сказала она. – В последние недели все чаще ощущали ваше присутствие. Это не может быть совпадением, особенно в свете рассказа Хоури. Уверена, что вы помните Хоури, Джон, иначе не позвали бы меня сюда.

– Где она?

– Сейчас с Клавэйном и остальными.

– А Илиа? Где Илиа?

У Антуанетты по спине заструился пот. Соблазн обмануть, предложить успокоительный паллиатив был огромен. Но капитан непременно увидит ложь.

– Илиа умерла.

Черная с белым шапочка чуть опустилась.

– Я думал, мне это приснилось, – сказал капитан. – У меня проблема – с трудом отличаю явь от снов. Возможно, и ты мне снишься.

– Я настоящая, – сказала Антуанетта, словно это уверение могло что-то значить. – А Илиа умерла. Вы же наверняка помните, как это случилось.

Его голос звучал тихо и задумчиво, как у ребенка, который вспоминает важный эпизод услышанной от няни сказки.

– Я помню, как на корабле мы оставались вдвоем. И как потом она лежала на койке, а вокруг были люди.

Что сказать теперь? Что Илиа была ранена, когда пыталась предотвратить самоубийство капитана, обратившего одно из орудий из тайного склада против корабля? Шрам, оставленный тем выстрелом, и сейчас виден на боку субсветовика. Она была уверена, что в глубине его памяти хранятся эти воспоминания. Но сейчас не стоит их извлекать.

– Илиа погибла, – сказала Антуанетта, – спасая нас. Я отдала ей свой корабль «Буревестник», после того как мы вывезли с Ресургема последних колонистов.

– Я помню, что она была нездорова.

– Это не мешало ей вести корабль. Видите ли, Джон, она хотела искупить свою вину. Помните, что она сделала с колонией, когда ваша команда искала Силвеста? Имитировала уничтожение целого поселка, чтобы убедить население планеты в своей жестокости. На Ресургеме ее хотели арестовать как военную преступницу. Под конец мне казалось, что она и сама верит в свою вину. Почем мы знаем, что творилось у нее в голове? Если столько людей ненавидит тебя, легко поверить, что они не так уж и не правы.

– Она не была ангелом во плоти, – проговорил капитан, – но не была и чудовищем, за которое ее принимали. Все, что она совершила, продиктовано заботой о корабле.

– И этого достаточно, чтобы я считала ее хорошим человеком. Капитан, сейчас этот корабль – практически все, что у нас есть.

– Как ты считаешь, ей удалось? – спросил он.

– Вы о чем?

– Об искуплении, Антуанетта. Смогла ли она в конце концов загладить свою вину?

– Не знаю. Чужая душа – потемки.