Книга Синий. Хвостатый. Влюбленный, страница 44 – Наталья Косухина

Когда шаттл приземлился, я подождала пока все выйдут, разгрузят машину, и только после этого показалась народу. Надо было видеть, в этот момент, лицо Александра но, несмотря на неприятный сюрприз, в моем лице, скандалить прилюдно он не стал и только после того, как были отданы все распоряжения, и персонал приступил к работе, состоялся наш разговор.

— Что ты здесь делаешь?

— Я работаю.

— Как ты попала на корабль?

— Прошла внутрь, как это делают люди.

— Я же сказал, что ты не поедешь с поисковой группой.

— На каком основании ты отказал мне, от участия в группе?

— Потому что это слишком опасно.

— Что опасно для меня, что нет, я решаю сама и никому пока это право не передавала.

Александр прищурился.

— Как руководитель проекта, я не могу допустить, что бы глава рода участвовала в столь опасном мероприятии.

Теперь прищурилась я.

— Хорошо запомни Александр, что ты сейчас сказал, — ответила я, тем самым заставив его напрячься. — Что ж, раз руководитель проекта считает данное мероприятие опасным, то я вынуждена подчинится, в этой ситуации, в данный момент твое слово является решающим.

Александр облегченно выдохнул. «Рано радуешься» — подумала я и, развернувшись, направилась к зданиям.

— Эй, куда ты направилась?

Посмотрев на мужа, я ответила:

— Работать.

— Я не считаю…

— У нас в экспедиции объявлено чрезвычайное положение?

— Нет…

— Тогда то, что ты думаешь, можешь оставить при себе. Я независимый эксперт при экспедиции и приказывать мне, кроме оговоренных случаев, ты не имеешь права. Я сама организовываю работу в своей области и подчиняюсь напрямую «пятерке». Но если вдруг необходимость во мне отпала, то сообщите это им и я вернусь домой. Не забывайся Александр, как руководитель экспедиции ты не имеешь права мне приказывать.

— Но я еще и твой муж…

— Э нет, не путай эти понятия. Руководитель и муж не имеют ничего общего в наших с тобой отношениях. Тем более, как муж, ты мне сегодня утром уже все сказал и не думаю, что у тебя есть, что добавить, а если и есть, то мне не хочется слушать. Единственное в роли кого ты еще можешь, со мной пообщаться, так это только в роли руководителя. На мужа я, на данный момент, сильно обижена за хамское, неуважительное и пренебрежительное отношение ко мне.

— Вот значит как?

— Это кажется, ты сегодня решил поставить меня на место, с помощью своей власти? И общался со мной, как руководитель экспедиции? Что ж у тебя хорошо получилось, продолжай в том же духе.

— Ты должна понять, что я хотел как лучше.

— А получилось у тебя как всегда. И ты должен определиться, для себя, как надо общаться с женой и где нельзя переходить границы дозволенного, используя любой способ, что бы настоять на своем. Вот тогда и поговорим.

Не желая больше продолжать этот разговор, я ушла. Александр пробовал меня окликнуть, но все желание с ним общаться у меня пропало. Грустно осознавать, что и в новой жизни мало, что меняется.

* * *

Дарья Уотерстоун

Проснулась я от того, что сзади ко мне кто‑то прижимался, и этот кто‑то был сильно возбужден. Повозившись немного, я решила, что пора вставать, но не тут то было. Крепкие руки этого нахала меня не отпускали и на мои попытки вырваться, он что‑то бормотал во сне и еще сильнее прижимал меня к себе. В итоге растолкав, его я, наконец— то смогла свободно вздохнуть.

— Озабоченный!

— Влюбленный, — пробормотал он спросонья.

— Ммммм… У меня к тебе просьба.

Смотря на сонного, взъерошенного Леони я не могла не отметить, что он просто лапочка.

— Какая?

— Спусти меня по веревке вниз и как можно быстрее.

— Зач… А, ну да.

Услышав о согласии я, схватив ружье, начала его, поторапливать. Вот могла ли я еще сутки назад представить, что буду ходить в туалет в кустах вооруженной? Интересно нас найдут сегодня?

Вернувшись к Леон, который тоже уже спустился вниз, я заметила, что он роется в наших рюкзаках.

— Что это ты делаешь?

— Ищу еду.

— Еды нет.

— Что совсем ничего не положили?

— Все немногое, что было, мы съели вчера в обед.

Услышав это, он обреченно сел на землю.

— Почему бы тебе не поймать что‑нибудь? Там в озере, что‑то плавает.

— У меня хобби охота, а не рыбалка.

— А какая разница?

— Большая! К тому же, на что ты собралась ловить?

— А что, надо ловить на что‑нибудь?

— Ты что, никогда рыбу не ловила?

— Нет.

— Но знать, как это делается, ты же должна?!

— Не кричи. Может что‑то из того, что вчера подстрелили, подойдет?

— Нет, я уже проверял. Мы с тобой большую часть дня проспали, и мясо уже начало попахивать. К тому же я не знаю, что здесь можно есть, а то еще копыта отбросим.

Некоторое время мы сидели молча. После чего Леони не выдержал, встал, нашел самую большую палку и пошел к водоему. Немного около него походив, присматриваясь, он слегка наклонился и в этот момент из воды выпрыгнула огромная рыбина. Если бы Леони не успел отпрянуть назад, эта пиранья вцепилась бы ему в самое дорогое. Видно оценив масштабы покушения, он сказал:

— Я больше на эту дурную планету ни нагой, пусть едет Станиславский! Ему, в его возрасте и с таким количеством детей, уже ничего не страшно.

А мне в это время было очень смешно, и как бы я не пыталась сдержать рвущийся наружу смех, получалось у меня плохо.

— Ничего смешного!

— Ты просто не видел все это со стороны, — еле проговорила я и опять засмеялась.

— Раз тебе так весело, то лови эту рыбу сама и опыт приобретешь.

— Ага. Она же размером с курицу и с зубами, как у акулы.

— Зато, какой трофей.

— Еще непонятно кто у кого трофеем будет. Не можешь поймать так и скажи! Хотя наживка была, — и я опять засмеялась.

Мои последние слова проигнорировали, и мы молча расселись по углам и просидели так до того, как нас нашли. К этому времени погибшие хищники стали распространять такое зловоние, что меня бы вывернуло, если б было чем. Поэтому когда сверху раздался голос одного из спасателей и начел звать нас, мы кинулись на него, как на последнею надежду, коей они для нас и являлись.

Спасение заняло приблизительно около двух часов, после чего мы предстали пред светлые очи Александра Уотерстоуна, при взгляде, на которого мне захотелось спрыгнуть обратно. И если судить по лицу Леони, захотелось не мне одной. Дядя же обдав нас чистым бешенством, бросил: