Книга Родовое проклятие, страница 70 – Нора Робертс

Он притянул ее к себе и обнял крепко-крепко. Если бы он мог, он растворил бы ее в себе.

— Теперь все в порядке, теперь все хорошо, — повторял и повторял он, успокаивая не только ее, но и себя.

— Не знаю, как он проник сквозь заслоны. Наверное, недостаточно мощные были. И это я виноват. — В его голосе звучало отчаяние. — Он забрал твое ожерелье — вот уж чего я не ожидал! Унес. И лишил тебя дыхания. Я должен был сделать больше! Я все наверстаю.

— Кэвон. — Она никак не могла вспомнить. — Я… я ворошила компостную кучу. Навоз. А потом…. Потом вдруг перестала. Все как в тумане.

— Не волнуйся. — Коннор пригладил ей волосы, пальцами провел по щеке. — Когда ты окрепнешь, все вспомнится. Я сделаю тебе еще ожерелье, более сильное. И сестры помогут мне для пущей надежности.

— Ожерелье? — Мира поднесла руку к шее, где оно должно было быть. Вспомнила. — Да оно у меня в куртке. Я сняла его!

Она напряглась, вспоминая. Коннор медленно выпустил ее из объятий.

— Ты его сняла?! Сама?

— Я была такая злая! Сняла и пихнула в карман. Наорала на бедного Мика — и на всех остальных, так что Бойл… Да, Бойл отправил меня работать на компостную кучу. Я надела брезентовую куртку, а свою оставила на конюшне.

— Так ты была без всякой защиты? Силы небесные… И обереги, которые носила в кармане, — ты тоже их не взяла? Я же… О… ну как ты могла?

— Я так была зла… я попросту не подумала… Я… потому что… Коннор!

Он резко поднялся, и в лице его читалось одно — холодная ярость.

— Ты все сняла и оставила на конюшне, потому что их тебе сделал я.

— Нет! Да. — Боже, что она натворила! — Я плохо соображала, понимаешь? Я была так нестерпимо зла…

— Из-за того, что я тебя люблю, ты так разозлилась, что вышла на улицу без защиты! Я правильно тебя понимаю?

— Я не так думала. Точнее, я вообще не думала. Я была идиоткой! Коннор…

— Хорошо. Что сделано, то сделано, но теперь ты, слава богу, в безопасности и пойдешь на поправку. — Он помолчал пару секунд. И добавил надменно: — Я пришлю к тебе Брэнну с бульоном.

— Коннор, не уходи! — закричала она, но голос ее был жалким и немощным. — Пожалуйста, позволь мне…

— Тебе нужен покой, — холодно прервал он ее. — Я сейчас не могу сидеть тихо, следовательно, мне лучше уйти.

Он вышел и затворил за собой дверь.

Мира попробовала встать, однако ноги совсем не держали ее. Неужели это она — всегда гордившаяся своей силой и крепким здоровьем? Жалкая попытка встать заставила ее облиться потом.

Прерывисто дыша, она откинулась на подушки. Что же она наделала… Все, что она совершила — невероятная глупость, теперь это ей отчетливо ясно! Она готова была реветь и рвать на себе волосы от досады на собственное безрассудство.

Вошла Брэнна с подносом.

— Куда он ушел? — набросилась она на нее.

— Коннор? Вышел воздухом подышать. Он с тобой несколько часов просидел.

Брэнна установила поднос на кровать — маленький столик на ножках. Мира взглянула на него с отвращением.

— Поешь, и сил у тебя прибавится. Но не сразу, а постепенно.

— Такое чувство, словно я болела всю жизнь. — Мира подняла глаза и, несмотря на свои растрепанные чувства, сумела разглядеть усталость и тревогу в глазах Брэнны. — Я не умею болеть, ты же знаешь. В жизни дольше нескольких часов кряду не проболела. Ты об этом заботилась. И так было всегда. Прости, Брэнна. Мне безумно жаль, что так вышло.

— Не дури. — С мукой в глазах, кое-как причесанная, Брэнна села на край кровати. — Ну давай выпей бульону. Это следующий шаг.

— К чему?

— К тому, чтобы окончательно прийти в себя.

Мира принялась за еду, поскольку это соответствовало ее желаниям: сейчас, когда она с трудом поднимала ложку, у нее не было сил выяснять отношения с Коннором. Вкус у бульона оказался божественный.

— Я чувствовала, что голодна, но остальные органы чувств как будто отмерли. Хорошо быть голодной, когда тебя кормят так вкусно. Не могу толком ничего вспомнить. То есть помнить-то помню, во всяком случае, до того момента, как я собралась возвращаться на конюшню, но дальше — сплошной туман.

— Вот придешь в себя — и все вспомнишь. Это просто защитная реакция психики.

— О боже! — Мира зажмурилась.

— Что-нибудь болит? Солнышко…

— Нет, нет — физической боли нет. Брэнна, я такую глупость сделала! Я была расстроена, в жутком настроении и не могла мыслить здраво. Коннор… он сказал, что любит меня. Такой любовью, которая ведет к браку, к детям, домику в горах — и все это меня дико возмутило. Такие вещи не для меня — это всем известно.

— Никому это не известно, но вижу, что сама ты в этом убеждена. Тебе нельзя волноваться, Мира. — Брэнна погладила ее по ноге. — Отдыхай, чтоб скорее поправиться.

— Легко сказать — не волнуйся… Коннор… он ушел. Он так на меня обижен! Он на меня никогда так не злился. Никогда!

— С чего это он на тебя разозлился?

— Брэнна, я сняла бусы. — Мира потерла себя по шее, где должно было висеть заговоренное ожерелье. — Клянусь, я ничего не соображала. Поддалась настроению — я такая злая была! Сняла ожерелье и сунула его в карман, когда пошла ворошить навоз.

Рука Брэнны замерла.

— С голубым халцедоном, нефритом и яшмой? — осторожно спросила Брэнна.

— Да, оно самое. Я просто сунула его в карман… вместе с оберегами. И пошла ругаться со всеми подряд, пока Бойлу это не надоело и он не услал меня на компост. А поскольку это грязная работа, да еще на улице лило как из ведра, то я переоделась в брезентовую куртку. Я не подумала — даже не вспомнила, что я без ожерелья, понимаешь? Я бы ни за что без него не вышла! Клянусь, даже в том состоянии, в каком я была, я бы намеренно так никогда не сделала.

— Ты сняла то, что он подарил тебе в знак любви, дал тебе для защиты. Чтобы оградить от беды тебя — ту, кого он любит. Ты всадила нож ему в сердце, Мира.

— Ой, Брэнна, ну пожалуйста… — Мира всхлипнула, а Брэнна встала, подошла к окну и стала смотреть в темноту. — Пожалуйста, не отворачивайся от меня!

Брэнна повернулась, и теперь ее глаза горели праведным гневом.

— Как ты можешь говорить такие жестокие и бессердечные вещи?

Мира вновь стала бледной как полотно.

— Нет. Нет! Я…

— Бессердечные, жестокие и эгоистичные. Ты всегда, сколько себя помню, была мне подругой, сестрой — разве что не кровной. И ты могла подумать, что я от тебя отвернусь?

— Нет! Не знаю. Я совсем запуталась, все в голове перемешалось.

— Поплачь, тебе будет полезно, — сухо проговорила Брэнна и кивнула. — Ты редко плачешь, но сейчас слезы тебе на пользу. Это своего рода очищение. В этом доме пять человек — нет, не совсем так, поскольку Айона с Бойлом, сразу как ты очнулась, поехали собрать твои вещи.