Онлайн книга «Холод»
|
– Как не помните? – наконец проговорила она. – Совсем? – Абсолютно, – Филиппов пожал плечами. – Кто я? * * * К этому времени стюардессы со своей огромной облезлой тележкой добрались до их ряда кресел, и старушка, активно дремавшая у иллюминатора, начала подавать признаки жизни. Дремала она именно что активно и даже напоказ, потому что в самом начале полета, когда самолет еще только выруливал на взлетную полосу, вынудила Филиппова пересесть на ее место рядом с проходом. Своей тревожной старушечьей совестью она чувствовала, что ей надо отыгрывать заявленную в прологе роль, состоявшую в том, что она была сильно больна, и от этого даже стонала, и что единственным средством от ее наверняка неизлечимой болезни могло послужить только место рядом с окошком, куда она благополучно переползла через усевшуюся уже розовую Зинаиду, быстро разулась и тут же страдальчески закатила глаза, чтобы не видеть весь этот измучивший ее несправедливый и жестокий мир. Впрочем, всякий раз, когда стюардессы принимались что-нибудь разносить, она невероятным усилием воли восставала к жизни и надолго задерживала их с требованием показать ей все, что они предлагали. Получив желаемое, она ловко шуршала оберткой, хрустела печеньем, потом ставила пустой стакан на откидной столик Зинаиды, поднимала свой, чтобы устроиться поудобней, и со смиренным стоном отходила в гостеприимное лоно страдания. Теперь она, видимо, по-настоящему проголодалась, и Зинаиде пришлось выдержать небольшой штурм. Старушка нервничала, толкалась и переспрашивала, боясь что-нибудь упустить, долго решала – мясо или рыба, а бедная Зинаида, которой не терпелось загрузить Филиппова, как внезапно опустевшую флешку, без конца передавала взад и вперед нестерпимо горячие аэрофлотовские судочки с едой. В перерывах между этими судорожными транзакциями, когда старушка на мгновение затихала в раздумьях о коварстве стюардесс и бренности всего сущего, взволнованная Зинаида успевала вводить Филиппова в курс дела. – Вы известный режиссер… Модный… Вас все знают… Ну, неужели не помните? – Да? – говорил он. – Театральный режиссер? Или в кино? – И там, и там… Вы недавно за границей какой-то приз получили… В Италии, кажется. – На Венецианском фестивале? – Нет… По-моему, в Риме. – Бабушка, – прерывала их диалог измотанная вторым подряд перелетом через всю страну стюардесса. – Ну, вы будете брать что-нибудь? – Жаль, – продолжал Филиппов. – Я бы хотел в Венеции… А там, куда мы летим… меня тоже все знают? – Конечно. Там, вообще, про вас легенды рассказывают. И каждый второй хвастается, что с вами знаком. Нет, слушайте, вы правда ничего не помните? В этот момент старушка наконец пришла к нелегкому для себя решению и потребовала вернуть судок с мясом, от которого успела дважды отказаться минуту назад. – Все забыл, – покачал головой Филиппов, передавая поднос в надежные старушечьи руки. – У меня есть семья? – Нет. То есть раньше была, но сейчас вы в разводе. И это был уже второй брак. Первый, вообще, практически сразу не сложился. Слишком рано женились. – А дети? – Один сын. Он с вашей бывшей – ну, в смысле, со второй – в Европе где-то живет. Она его туда увезла к своему новому. У нас в городе много про это говорили. – Да? И что говорили? Зинаида смутилась и занялась оберткой на своем подносе. – Ну… Говорили, что вы ее бьете… То есть били… – Давай помогу, – Филиппов отнял у нее поднос и одним привычным движением сорвал с него прозрачную пленку. – Вот так. – Нет, ну это всё сплетни, – продолжала она. – Вы не принимайте близко к сердцу. – Да я и не принимаю. Мне вообще, если честно, плевать. Я никого не помню. Хочешь пирожное? Я не буду. – Спасибо. – Bon appetit. Они приступили к трапезе и некоторое время молча жевали разваливающееся на волокна рагу с водянистыми овощами. Мальчик лет пяти, сидевший в кресле через проход, ковырялся у себя в носу, а затем облизывал палец. – Что еще говорят? – спросил Филиппов, опуская тупую пластиковую вилку. – Говорят, что вы гей. – Стюардессу позовите, пожалуйста, – потребовала старушка у иллюминатора. – Она мне рыбу дала. Я же говорила им, что хочу мяса. – Моё будешь? – предложил ей Филиппов. – Тебе откуда отрезать? У меня самая вкусная филейная часть. Старушка секунду смотрела ему в глаза, потом начала ковыряться в своей рыбе. Филиппов перевел взгляд на Зинаиду. – Думаешь, насчет голубизны – правда? – Не знаю, – пожала она плечами. – Мужчина вы, конечно, вполне себе… Но по нынешним временам, сами знаете, всё так сложно. Кто гей, кто нормальный среди мужиков с первого взгляда не разберешь. Иногда такие сюрпризы бывают, что обхохочешься. Я, когда про вас это услышала, не поверила. Но потом даже в газетах стали намекать. Желтые, конечно, газетенки, а сомнения все равно возникли. Дыма без огня не бывает. – Резонно. Еще что говорят? – Что вы алкоголик и наркоман. Одно время много об этом трепались, но теперь поутихло… Они помолчали, а потом Зинаида внезапно нырнула под свой столик и выудила оттуда белый пластиковый пакет с красной эмблемой «Moscow Duty Free». – Ну а это вы узнаёте? Она торжествующе смотрела на Филиппова, показывая ему белую чашку со следами кофе внутри и ожидая немедленного просветления, но он лишь покачал головой. – Вы же сами мне ее дали. – Я? Зачем? – Вы ее для меня украли. – Та-а-ак, – протянул Филиппов. – Еще и воруем… – Нет, вы из хороших побуждений. Вы увидели, как я в баре прятала блюдце, подсели ко мне и предложили украсть его вместе с чашкой. Еще про кафе в Амстердаме и про кексы с марихуаной рассказывали… Ну что, совсем ничего не помните? Она жалостливо смотрела ему в лицо. – А ты зачем прятала блюдце? – Вы уже спрашивали… Там, в аэропорту. – Не помню. Расскажи еще раз. Она вздохнула, почему-то смутившись и скроила глупую мину. – Вы смеяться будете. – Не буду. С чего ты взяла? – Вы уже смеялись. – Да? Ну, все равно расскажи. Мне интересно. Она закатила глаза под лоб, как будто решалась на откровенность, но при этом стеснялась важных для нее чувств. – Я это блюдце на память хотела забрать. – На память? – Он усмехнулся. – О чем? О баре? – Ну вот видите, вы так уже говорили. – Да не помню я ничего. Маразм какой-то. Зачем тебе блюдце? |