Книга Тонущие, страница 20 – Ричард Мейсон

Я кивнул.

— И мне кажется, ответ — в этой картине.

— В каком смысле?

— Во многих смыслах. — Она помолчала, размышляя. — Эта картина — о семье, — проговорила она, — о моей семье. Она о несчастье, о великолепии, о безумии и…

В нескольких словах Элла поведала историю жизни и смерти Бланш, которую я прежде слышал от Сары.

— Когда мне было девять лет, а Саре — десять, — продолжала она, — моя мама и отец и мать Сары погибли во время крушения поезда.

— Ужасно. Сочувствую. — Собственные слова показались мне не подходящими к ситуации, недостаточными.

— Да, это было ужасно.

Мы оба растерянно замолчали, неподвижно хохлясь на своих местах.

— И для Сары это тоже был кошмар, — решился я прервать молчание. — Потерять обоих родителей в возрасте… сколько, вы сказали, ей тогда было?

— Десять.

Я размышлял, и в моем сознании постепенно начала вырисовываться целостная картина.

— Это связано с Сарой, да?

— Да, Джеймс. Вся моя жизнь до сих пор была связана с Сарой.

— Пожалуйста, продолжайте.

— Мне не следует так растекаться мыслью по древу. Сначала я говорила о бабушке, теперь повествую о нас с Сарой. Быть может, вам станет яснее, если я расскажу о поколении, которое прошло между нами.

— Хорошо.

— Так вот, у Бланш было четверо детей: старший, Сирил, который живет сейчас здесь, в замке, со своей женой, Александр, мой отец, Анна, сестра-близнец моего отца, и Синтия, мать Сары. Сирилу было десять, когда умерла его мать. Моему отцу и Анне — девять. Синтии — шесть. Можете представить себе, каково им пришлось.

Она выглянула в окно, бросила взгляд на море.

— Каждый отреагировал на случившееся по-своему, но их всех напугало это событие. Сирил нашел прибежище от своих страхов, усвоив эксцентрическую манеру поведения. Мой отец и Синтия, напротив, замкнулись в себе и перестали выказывать свои истинные чувства. А вот Анна… Анна во многом напоминала Бланш: необычайно привлекательная, но с неустойчивой психикой. Смерть матери сделала ее одержимой.

Элла вытащила из кармана портсигар, достала сигарету и закурила:

— Анна посвятила свою жизнь стараниям как можно больше походить на мать. Она свято чтила ее память, но было в этом служении что-то нездоровое, ненормальное. Она носила материнские платья. Укладывала волосы в материнскую прическу. И ненавидела отца так сильно, как только один человек может ненавидеть другого. — Элла взмахнула рукой. — Этот дом полон мрачных тайн.

Я сидел не шелохнувшись, ожидая продолжения истории.

— В конце концов Анна покончила с собой. Она выбросилась из окна — совсем как ее мать. Ее похоронили в Сетоне. Как раз когда родные возвращались домой после Анниных похорон, и произошло то роковое крушение поезда, в котором погибли моя мама и родители Сары.

— О боже!

— Мой отец потерял сестру-близнеца и жену с разницей в неделю. Вот почему он увез меня в Америку, как только закончилась война. Боюсь, в поезде я рассказывала свою историю несколько обрывочно — еще не была уверена, что все вам открою. Ну а теперь история сама вырывается наружу.

Элла взглянула на меня и улыбнулась:

— Как бы то ни было, папа это место ненавидит. Думаю, ему кажется, что Сетон каким-то образом виновен в трагедиях нашей семьи. Или с ним просто связано слишком много воспоминаний. Не знаю. Зато мне доподлинно известно, что папа боится, как бы я не последовала примеру Анны и его матери. Вот почему он увез меня в Америку. Сначала в Калифорнию, потом, после того как встретил Памелу, в Бостон. Уверяю вас, невозможно найти более далекого от Сетона места, чем Сан-Франциско. Он пытался забыть о том, что вообще когда-либо бывал в этом замке. И хотя ему довольно часто приходилось наведываться туда, он старался свести поездки к минимуму.

— Могу его понять, — согласился я.

— В самом деле? Я рада. Потому что тут-то начинается моя собственная история. Вы, вероятно, поняли, какое огромное влияние жизнь Бланш и в особенности ее страшная смерть оказали на мою семью. Все панически боялись безумия, душевного нездоровья, хотя никто и не высказывал этого вслух: Харкорты, как вы понимаете, не говорят о таких вещах. Им не давала покоя идея насильственной смерти. Слишком многие из них погибли при ужасных обстоятельствах: их мать, две сестры, моя мать, отец Сары. И мы с Сарой, единственные дети в семье, подрастая, ощущали на себе это давление. Мы знали, что семья беспокоится за нас, опасается за нас. И мы понимали почему. Мы знали, что наша бабушка и наша тетя покончили жизнь самоубийством. А с таким знанием ребенку жить непросто.

Элла потушила сигарету, обвела комнату рассеянным взглядом:

— Конечно, это могло сплотить нас; полагаю, так бы оно и произошло, если б мы с Сарой чаще виделись в то трудное время. И если б мы обе не выросли настолько похожими на свою бабушку — внешность служила постоянным напоминанием о том, чем может окончиться наша история. Сара ощущала это даже отчетливее, чем я. Она-то каждый день видела портрет Бланш.

— Вы хотите сказать, она здесь жила?

— Да. Дядя Сирил и тетя Элизабет взяли ее к себе после того, как погибли ее родители. Собственных детей у них не было.

— И Сара здесь выросла…

— Да.

— Бедняжка.

— Да. А я выросла в Америке, вдали от всего этого. Но, конечно, мне была прекрасно известна семейная история. Я приезжала в Сетон в гости, видела портрет Бланш, наблюдала за тем, как сама постепенно превращаюсь в изображенную на нем женщину.

— И?..

— И за Сарой я тоже наблюдала. А Сара наблюдала за мной.

— И вы видели друг в друге одного и того же человека.

— Именно.

— Кажется, я начинаю понимать.

— Мы чувствовали себя двумя половинами единого, так сказать, целого, однако от этого не становились ближе друг другу. Нет, о близости не было и речи. Думаю, каждая из нас испытывала потребность победить вторую, чтобы почувствовать себя полноценным человеком. Понимаете? Способны ли вы представить ощущение, что где-то далеко живет, думает, растет твой альтернативный вариант?! Если б наши встречи и в дальнейшем были бы редки, все бы, вероятно, обошлось. Но когда мне исполнилось восемнадцать, папа женился на Памеле, а та не стала бороться с искушением перебраться в Лондон, тем более что имя Харкорт открывало для нее все двери. И мы вернулись.

— И судьба снова свела вас с Сарой. Две половинки воссоединились.

— Иногда именно так я это и чувствовала. Но мы были такими разными половинками.

— У вас была разная жизнь.

— Конечно. Она жила здесь, на острове, проникаясь традициями и культом семьи.