Книга Записки купчинского гопника, страница 39 – Глеб Сташков

– Ты в Сочи съезди, – предложил Жора, – и на ценник взгляни.

– И все-таки жалко, что Крым не наш, – внесла Аня и свою лепту в геополитический диспут.

– А мне Крыма не жалко, – сказал я. – Мне Эстонии жалко.

– Почему?

– Там хорошо. Был я там в две тысячи седьмом году.

Рассказ про салаку и метеорит

Когда я вернулся из Эстонии, знакомые лезли с одним и тем же вопросом. Не сильно ли мучили меня эстонские националисты? Успокаиваю тех, кто снова хочет спросить: нет. Меня принимали прекрасно. Я вообще никаких националистов не видел. Мне и нахамили-то за всю поездку один раз. Русская проводница в поезде Таллинн – Санкт-Петербург. Да и то, я уверен, не со зла, а чтобы напомнить: ты, дружок, едешь на Родину.

Правда, я находился в Эстонии на положении знатного гостя, изучающего развитие туризма в этой стране. Так уж вышло. Поэтому на объективность не претендую. Что видел – то пою. Возможно, сбивчиво и бестолково.

Я видел Бронзового солдата. Где он стоял, где стоит и где будет стоять. На этом тему закрываю.

– Да, русские нас освободили, – сказал мне один эстонец. – Но почему после этого они не ушли?

У меня нет ответа.

А еще одного эстонца спросили, когда было лучше – сейчас или при советской власти. Не я спрашивал, мне бы такой вопрос в голову не пришел. Эстонец походил на сильно пьющего жителя Ленинградской области. Он был то ли моряк, то ли рыбак, а еще – собственник куска земли у озера, на котором располагалось нечто вроде лодочной станции. Обветшалый сарай, а на сарае краской выписан веб-адрес.

Наш город он почему-то называл Петроградом.

– Сейчас свобода, – ответил то ли моряк, то ли рыбак. И тут же перестал походить в моих глазах на жителя Ленинградской области. – Но сколько в советские времена салаки ловили! А сейчас салаки считай что нет. Химия, круизные лайнеры – вся грязь в море.

Салаки в Эстонии навалом. Она признана национальной рыбой, что, как мне кажется, говорит о непритязательности народа. Тем не менее, экология – лучшее средство закончить с политикой. Все-таки при одном море живем.

Я не уверен, что эстонцы любят русских. Я даже не уверен, что я сам их люблю или, на худой конец, хорошо отношусь ко многим. Хотя отношусь к ним – это точно. Короче говоря, «идите направо, а там будет вокзал» – этого больше нет.

Правда, у русских женских фамилий в Эстонии зачем-то отобрали женский род. Нас сопровождала молодая особа, которая по паспорту значилась Эва Петров. По-моему, это неумно. Впрочем, я обещал закончить с политикой. Об остальных национальных проблемах посмотрите по телевизору.

Эстонцы сдержанны и неторопливы. Но в меру.

– Финны похожи на нас. Только они медленнее.

Кстати, на своем языке эстонцы говорят очень быстро. И на английском тоже быстро. Гораздо быстрее меня.

И в отличие от меня они большие патриоты. Маленькая страна. Но в ней все особенное.

Хаапсалувские яблоки не похожи на все остальные. А хаапсалувскими грязями пользовали самого государя-императора. А еще в этом Хаапсалу самый длинный в Европе железнодорожный перрон. Железная дорога при этом не работает, но это мелочи.

На острове Сааремаа эстонцы совсем не те, что в материковой части. А на соседнем островке Муху – совсем не те, что на Сааремаа. Чем-то они отличаются. Я, по правде сказать, на глаз не приметил и забыл. Съездите – посмотрите. В Эстонии вообще 1500 островов. А в Латвии – ни одного. Это тоже предмет национальной гордости.

С эстонской национальной гордостью я до конца не разобрался. Был такой писатель Юхан Смулл. Председатель Союза писателей ЭССР в советские времена. Автор поэмы «Я – комсомолец». То есть чистой воды коллаборационист. И памятник ему перенесли из Таллинна на хутор, где он жил, а я – был. Но все же о том, что этот Смулл – лауреат Государственной премии СССР, а один его роман переведен на русский язык, нам говорили с гордостью. Самое время перейти к языкам.

В России говорят по-русски. За границей – по-английски. Закон исключенного третьего. В Эстонии он не работает. Как мне показалось.

Мои российские сотоварищи по путешествию все время жаловались, что где-то они заговорили по-русски, и их не поняли. Меня везде понимали. Может быть, лицо у меня абсолютно не оккупантское. Или настолько тупое, что на нем отпечатано незнание иностранных языков. Один раз в магазине я спросил что-то по-английски, а продавщица перешла на русский. Очень было обидно. Можно подумать, они говорят How much? без акцента.

Но это я сам довыпендривался. Просто очень приятно начинать говорить по-английски, зная, что если увязнешь, можно перейти на родной язык.

Зато с эстонским дела обстояли по-другому. В последний день я пошел в банк (по-эстонски – pank) менять деньги. И, как водится, говорю:

– Тере.

То есть – здравствуйте. Тут мне как начали втирать по-эстонски. Пришлось сознаться в своей национальной принадлежности. Но я был счастлив. На пятый день я сумел произнести два слога без акцента. Днем раньше эстонская лошадь, на которой я катался, не понимала, когда я обращался к ней по имени, также состоящему из двух слогов. А еще говорят – сложный язык. Главное – говорить везде «тере» и улыбаться. Ведь оккупанты, как правило, не делают ни того, ни другого.

Вообще говоря, в Эстонии я изучал туризм. И очень удивился. Оказывается, туризм у них развит. И еще как. Я-то думал: кому они нужны, если мы к ним не ездим.

Нужны. В Эстонию приезжают финны, немцы, шведы, безостровные латыши. Еще мне встречались две семидесятилетние голландские старушки и одна испанская журналистка. В Пярну я слушал концерт группы из ЮАР. Говорили, где-то на этих вполне объятных просторах затерялись австралийцы.

Русские в этом потоке составляли 10 %.

Эстонцы делают туризм из ничего. То есть из всего. Ну старый Таллинн – это понятно. Красиво. И очень удобно. Пространство – меньше моего купчинского двора. Ресторанов и кафе – больше, чем во всем Приволжском федеральном округе.

Но у них процветает и сельский туризм. Раскручивается и пиарится все.

Упал метеорит. Я из экскурсии так и не понял: то ли семь тысяч лет назад, то ли в 1947 году. Да и не важно – когда. На этом месте строится гостиница. Разумеется, с музеем метеоритики (вроде бы есть такая наука) и двумя каменными медведями ростом метр семьдесят (не знаю, для чего я это запомнил и для чего рассказал).

Но музеем, разумеется, хрен кого завлечешь. Не беда. Можно придумать легенду. Если оббежать лужу (она же – кратер) – будет счастье. А если купить у бабушки кусочек метеорита – будет потрачено какое-то количество эстонских крон и тоже, естественно, счастье. Финны, немцы и безостровные латыши как угорелые бегают вокруг кратера, как будто у латышей от этого появятся острова, а у финнов – дешевая водка.

В Таллинне на счастье нужно оторвать пуговицу у трубочиста. По слухам, смекалистые трубочисты по этому поводу застегивают одежду на «молнию», но пуговицы у них все равно отрывают. Как – не спрашивайте. Таллинн – город легенд и загадок. Не буду пересказывать путеводитель.