Онлайн книга «Мы»
|
— А чего там объяснять? Я хочу побыть в одиночестве, чтобы подумать, а ты мне не даешь. — Мы волновались! — Вы волновались, потому что не доверяете мне. Вы никогда мне не доверяли… — Мы просто хотели знать, где ты находишься и что с тобой все в порядке, вполне естественное желание. А ты бы предпочел, чтобы мы не беспокоились? — Папа, ты всегда так говоришь! Сразу после того, как наорешь на меня и пригрозишь мне пальцем, и все по тому, что вы беспокоитесь! «Мы беспокоимся», — говоришь ты, закрывая мне лицо подушкой и не давая дышать! — Алби, не стоит драматизировать! Интересно, когда это я?.. Алби… — Он шел так быстро, что мне было за ним не угнаться. — Пожалуйста, не могли бы мы… Было бы гораздо проще, если бы мы могли… — Я остановился, согнулся, руки на коленях, надеясь, что Алби не исчезнет. А когда поднял глаза, то обнаружил, что он стоит рядом и нетерпеливо роет пяткой дорожку. — Я хотел… извиниться… за то, что сказал тебе в Амстердаме… — А что именно ты сказал в Амстердаме, папа? — спросил он, и я понял, что сын отнюдь не намерен облегчить мне задачу. — Алби, не сомневаюсь, что ты все прекрасно помнишь. — Просто хотелось бы уточнить… У меня со лба прямо на дорожку тек пот. Я увидел, как капли ударяются о землю, и сосчитал их: одна, две, три. — Я сказал, что хочу извиниться за своего сына. А теперь я говорю, что это не так. Да, я считаю, что ты хватил через край, да, я считаю, что не стоило затевать драку, но я не совсем правильно выразился и теперь собираюсь попросить у тебя прощения. Лично. За это. И за все те прошлые разы, когда моя реакция была неадекватной. Последнее время я был в таком напряжении… на работе, ну и дома тоже, и… В любом случае. Я виноват. Прости. Ты принимаешь мои извинения? — Нет. — Понимаю. А могу я узнать почему? — Я считаю, ты не должен извиняться за то, что на самом деле думаешь. — Алби, а что я на самом деле думаю? — Что я тебе только мешаю. — Алби, как ты можешь так говорить?! Ты мне очень, очень дорог. Извини, что я не всегда умею выразить свои чувства, но ты наверняка понимаешь… — Папа, все, что ты делаешь, все, что ты говоришь мне… буквально пронизано… презрением, от тебя постоянно исходят неприязнь и раздражение… — Разве? Не думаю, что есть… — И вообще, ты меня вечно принижаешь и критикуешь… — Ох, Алби, ты ошибаешься. Ведь ты мой мальчик, мой дорогой мальчик… — Господи, да я вроде даже не твой любимый ребенок! — Алби, ты о чем? Он резко выдохнул через нос, губы вытянулись в трубочку, в детстве у него всегда становилось такое лицо, когда он пытался сдержать слезы. — Я видел фотографии, которые вы припрятали. Я видел, как ты и мама смотрите на них с тоской. — Алби, у нас и в мыслях не было что-либо припрятывать. Мы же тебе их показывали. — А тебе не кажется это странным? — Отнюдь!!! Ни в малейшей степени. Мы никогда не скрывали правды о твоей сестре. Ведь то, что она существовала, не есть страшная тайна — это было бы ужасно! Да, мы любили Джейн, когда она родилась, а теперь мы любим тебя, и ничуть не меньше. — За исключением того, что она ни разу не обосралась, ведь так? Она ни разу не опозорила тебя на людях, ни разу не облажалась в школе. Она должна была стать идеальной, тогда как я, твой сын, — раздолбай… И тут я, грешным делом, рассмеялся. Нет, конечно не злобно, но уж больно мелодраматично выглядела эта самая подростковая жалость к себе… — Не смей надо мной смеяться! Не смей! Разве ты не понимаешь, ты только и делаешь, что демонстрируешь, какой я, по-твоему, недоумок! — Я вовсе не считаю тебя недоумком… — Но ты сам мне это говорил! Говорил, говорил! Прямо в лицо! — Разве? — Да, папа, говорил! Говорил! Что ж, вполне допускаю, что действительно говорил, хотя от силы раз или два. Я закрыл глаза. И неожиданно почувствовал себя очень усталым, очень печальным и очень далеко от дома. Меня вдруг захлестнуло осознание тщетности предпринятых усилий. Я уговаривал себя, что еще не поздно, что еще есть время исправить прошлые ошибки — визгливые нотки в голосе и оскаленные зубы, равнодушие и неосторожные замечания. Я сожалел, конечно, сожалел о словах, сказанных сгоряча, о сделанных мной вещах, но за всем этим всегда стояло… ведь очевидно, что всегда стояло… Я тяжело опустился на каменную скамейку. Старик на скамейке. — Ты в порядке? — спросил Алби. — В порядке. Все отлично. Я просто… очень, очень устал. Путешествие было очень длинным. Он подошел и остановился напротив: — А что это у тебя на ногах? Я вытянул ногу и повертел ею из стороны в сторону: — Тебе нравится? — Ты выглядишь нелепо. — Да, я знаю. Алби, Эгг, может, все-таки присядешь на минутку? Только на минутку, а потом иди куда хочешь. — (Он посмотрел налево, потом направо, уже обдумывая план побега.) — На сей раз я больше не буду тебя преследовать. Клянусь! — (Он сел.) — Алби, даже не знаю, что тебе и сказать. Я надеялся, что нужные слова сами найдутся, но, похоже, я оплошал и не справился с этой работой. Не смог выразить все, что хотел. Надеюсь, ты знаешь, я искренне раскаиваюсь, что сказал то, чего не следует говорить. И не сказал того, что следовало сказать. Нередко это даже хуже. Надеюсь, ты тоже в чем-то раскаиваешься. Ведь с тобой, Алби, нам иногда было весьма непросто. Он понуро опустил плечи: — Да. Я знаю. — Взять хотя бы состояние твоей комнаты. Складывается впечатление, будто ты нарочно хотел позлить меня. — Ты прав, — рассмеялся он. — Ну да ладно. Теперь она в твоем полном распоряжении. — Значит, ты все же едешь в колледж? В октябре? — А ты что, собираешься меня отговаривать? — Нет, конечно. Если ты именно так хочешь распорядиться своей жизнью… — Да, именно так. — Хорошо. Хорошо. Я рад, что ты едешь. То есть, конечно, не рад, что ты уезжаешь из дома, но рад… — В общем, я понял. — Твоя мать в ужасе. Не может представить, как она будет без тебя жить. — Знаю. — Более того, она подумывает о том, чтобы тоже оставить наш дом. Оставить меня. Но вы ведь всегда были очень близки, так что, подозреваю, ты в курсе. — В курсе. — Это она тебе сказала? Он пожал плечами: — Типа догадался. — Ты не против? |