
Онлайн книга «Исправленная летопись. Книга 1. Спасти Москву»
– Князья те из детинцев [44] своих на погибель рати свои слать будут. Им бояре да холуи [45] рассказывать будут, что там происходит на полях брани. Да и хабар другим брать будут, а не мастеровым людом, шкурами или золотом… – Да напраслина все! – Да почему? – Холуй, пусть и самый скорый, добежит пока, оно уже переладится сколько раз все. – Не будут, князь, бегать уже. Вон как, – протянул он свой телефон собеседникам, – разговаривать будут. А может, за дверью от тебя или в княжестве другом, а мне все нипочем. Перед тобой ответ могу держать, что мы сейчас с тобой. А за бранью кровавой еще и сверху смотреть будут. Птицы стальные – самолеты – появятся. Так высоко подняться смогут, что только ангелам достать ведомо будет. А попозже и звезды рукотворные. Все, князь, переиначится. – Довольно! – резко оборвал его Донской. – Так ты же сам и вопрошал! – Вопрошал, да наслушался! – остановил его Донской. – Мочи моей нет небылицы твои выслушивать. – Да не небылицы они! – взвился в ответ Булыцкий. – Были бы такими, коль я диковины тебе не показал свои. А то ведь не пустым словом глаголю! – Так на то и счастье твое, что не пустым! – Так не веришь мне, князь. – А не твоего ума дело, чужеродец. – Так знай, Московию Тохтамыш пожжет дотла летом грядущим! А я здесь, предупредить чтобы православных да беду большую упредить. Рассказать, чтобы ты услышал да отвел ее от княжества своего! – Да что возомнил о себе?! На кол сесть не боишься? – Да то и возомнил, что, сам не ведая того, посланником оказался. А жизнь моя – в руках твоих! И я не хуже твоего знаю об этом. – А чести не много смерду простому посланником зваться, а?! – оскалился Дмитрий Иванович. – Хочешь себе честь такую, так оставь! Я уже вдоволь нахлебался! Я тут каждому юродивый или потешный. Каждому диковины мои так – забава. Народу на смех. Рассказы – россказни пустые! Кто смеется в лицо, а кто и на кол посадить грозится. А в том ли вина моя, что не по воле своей здесь оказался? – снова взвился Булыцкий, да так, что князья почернели. – Праздники православные на дворе. Негоже браниться в день такой, – неизвестно, чем перепалка закончилась бы эта, если бы не Сергий. Негромко, но властно произнес слова он эти, да так, что мужчины успокоились, разом остыв и расслабившись. – Замирились? – с улыбкой посмотрел он на мужчин, те понуро кивнули головами. – Ну так пения божественного послушайте. – И Булыцкий, спохватившись, живо включил магнитофончик. По келье разнеслись сладкие звуки симфонического оркестра, от которого князья поначалу удивленно завертели головами, а потом с блаженными улыбками просто принялись слушать непривычную музыку. – Ты вот что, чужеродец, – когда мелодия закончилась, примирительно проговорил Дмитрий, – коль не брехня все то, что говорил ты, так вырасти мне овощи твои диковинные, – кивнул он на картофелину да банки с разносолами. – Бог тебе в помощь да земли Сергиевы. Веры хочешь, что не пустобрех, так докажи словом, а не безделицами, – брезгливо оттолкнул он от себя айфон, даже не взглянув на экран. – А не боишься, что время потеряешь? – устало поинтересовался Булыцкий. – Тохтамыш ждать не будет. – Опять?! – Прости, князь, – смиренно поклонился пенсионер. – Не могу молчать. – Докажи поперву! – Будь по-твоему. – Так тому и быть, – Донской поднялся из-за стола. – А теперь, отче, пора и грехи смыть. Крещение Господне как-никак. – Добро, – кивнул в ответ Радонежский. – А ты, чужеродец, с нами пойдешь. – А как покажу тебе овощи дивные, поверишь? – Покажи поперву. Как будет, так и приходи. Васька, поди! – прикрикнул Дмитрий Иванович на княжича мальца, взявшего в руки айфон. – Ну, тятка, – протяжно заныл тот. – Дозволь дар княжонку сделать, – вдруг встрепенулся Булыцкий. – Тебе да Владимиру Андреевичу есть, а княжич молодой с пустыми руками. Не ладно это. – Коль не во вред, – недоверчиво посмотрел на него князь. – Благослови, отче, – разом нашелся преподаватель. – Благословляю на дела добрые, – окрестил пенсионера тот. – Делай дар свой, – согласно кивнул Дмитрий Иванович. – Есть тебе вера. – Держи, удалец, – пришелец ловко отстегнул от связки с ключами брелок в форме миниатюрного глобуса. – Это – мать-земля. – Мать-земля? – загорелись глаза у мальчонки. – А мне другое сказывали. Что на китах плошка держится. – То еще долго сказывать будут, да все пока латиняне ветра не укротят да на лодьях своих могучих через море большое не перетекут. – Я тоже хочу лодьи, чтобы ветра укрощать, – глядя то на отца, то на глобус, то на пришельца, отвечал тот. – Будут тебе и лодьи такие, коли князь дозволит, – улыбнулся Булыцкий. – И людин увидешь с кожей черной, что уголь. И мужей ученых отправлять к ним будешь, слово Божье нести да православие по свету распространять. – Отец, а где здесь твое княжество? – обратился парнишка к князю. – Ох, и змей ты, чужеродец! – беззлобно ухмыльнулся тот пришельцу. – Он тебя обучит, – кивнул князь в сторону пенсионера. – Ежели докажет, что не пустобрех, да на кол не сядет, – веско закончил мужчина. Оно и раньше Булыцкому доводилось в купель нырять: приобщился несколько лет назад. Приобщили, вернее. Леха, физрук. Железное здоровье, под сраку лет, а все физкультурник, спортсмен. Ни одной таблетки сам не выпил, с женой вот беда только: болезная. Булыцкого тогда совсем хвори одолели: таблетки, что пылесос, заглатывал. Вот тогда и вытащил его Леха впервые в купель окунуться. Долго, правда, отпирался тот. Куда там? Древний, мол, стал. И так все болит. Да только отвязаться не удалось. Уж почто Спиридоныч флегма, да иной раз как прилепится, так не отдерешь ни фига. Короче, выволок, заставил окунуться. И понравилось же Булыцкому! Настолько, что начал он в купель эту наведываться. Сначала раз в пару месяцев. Потом, как заметил, что спину отпускать стало, почаще. Потом и вообще – каждые выходные. Вот только и думать он не думал, что с князьями самими доведется окунуться! У иордани уже толпился стекшийся со всех окрестностей народ. Извиваясь змеей, очередь в полсотни человек уходила куда-то в темноту. Около самой иордани жарко полыхали два костра, служившие одновременно источником и света, и тепла. Пляшущие языки пламени наполняли небольшой пятачок каким-то таинственным и одновременно зловещим красновато-желтым светом. Настолько, что Булыцкий аж вздрогнул. |