Книга Ненастье, страница 66 – Алексей Иванов

— Связи отбой, дядя, — снисходительно сказал он.

— Кто вы такие? — нервно спросил начальник. — Что всё это значит?

— Щас буду объяснять, — пообещал Егор и придвинул себе стул.

На небольшой площади перед вокзалом раскинулся рыночек: несколько железных ларьков, раскладные полотняные палатки с одеждой, неизменная гора дынь и арбузов. Из лужи возле водоразборной колонки пили голуби.

Едва из вокзала побежали пассажиры, весь рыночек всполошился.

— Вэдэвэшники приехали! — пронеслось по торговцам.

Тётки‑палаточницы кинулись срывать с вешалок шмотки, распихивая их по сумкам как попало. Из ларьков выскочили продавщицы, чтобы закрыть витрины железными ставнями. Кавказцы просто исчезли, бросив всё. На автобусной остановке сбилась беспокойная толпа, готовая к панике.

Пятнисто‑зелёные «афганцы» потекли из дверей вокзала на площадь.

— Гаси магомедов! — крикнул кто‑то, увидев арбузы и дыни.

К остановке подъезжал рейсовый автобус — ушатанный и дребезжащий ЛиАЗ. Водитель ещё не успел затормозить, как толпа кинулась на посадку и раздвинула хлипкие двери‑гармошки. Выйти из автобуса не удалось никому — испуганные люди ломились в салон, занося друг друга. Водитель отчаянно просигналил и медленно тронулся, а толпа, яростно ругаясь, поволоклась за автобусом по дороге, как борода из пчёл, когда пасечник достаёт рой.

В это время, отвлекая «афганцев» от ЛиАЗа, на привокзальную площадь с шоссе вывернули «трахома» и «барбухайка». Немец и Андрюха Воронцов привезли из города продукты (тушёнку, коробки бич‑пакетов, бидоны с пивом) и девчонок, жён «афганцев», которые согласились помочь в буфете.

Впрочем, главная задача решалась в диспетчерской башенке.

Лихолетов отучился в железнодорожном техникуме и знал, что станцией управляет не начальник вокзала, а дежурный на посту маршрутно‑релейной централизации. Но Бычегор почему‑то не поверил Серёге и на командный пункт станции направил Басунова, который после разгрома «Юбиля» отсидел пятнадцать суток. Басунов взял с собой тех, с кем охранял Серёгу: Дудоню, Жеку Беглова, Гришу Хрипунова по прозвищу Минёр и Темурчика Рамзаева.

Они прошли по перрону к башне, стоящей поодаль от вокзала, выбили дверь и поднялись на второй этаж. Диспетчерский пост имел о́кна на три стороны, чтобы видеть всю станцию. В небольшом помещении полукругом выстроились пульты с рядами переключателей, индикаторов и циферблатов. Перед пультами, не загораживая панорамы, стояли стенды, расчерченные линиями и светящимися пунктирами. В крутящихся креслах сидели две тётки в форме. Одна деловито говорила по телефону, вмонтированному в панель:

— Платонов, принимаем на четвёртый путь до маршрутного сигнала.

Тётки оглянулись на вошедших «афганцев».

— Немедленно вон отсюда! — властно приказала та, что была потолще.

Басунов уже проинструктировал парней, как себя вести, и парни молча ухмылялись, игнорируя приказы диспетчеров. Минёр и Жека сели на пустые стулья, Дудоня притулился на угол пульта, Темурчик закурил у окна. Сам Басунов как посторонний разглядывал приборы, читал подписи: «размык.», «автовозвр.», «контр. батарей», «переезд 1», «выдержка времени», «неиспр.».

— Тамара Ильинична, может, милицию вызвать? — негромко спросила у толстой начальницы младшая диспетчерша.

Басунов слушал и наблюдал. Ему приятно было видеть, какую большую и неустранимую помеху он собою создаёт для работы этих тёток‑дежурных.

— Долго вы тут будете? — всё поняв, спросила старшая тётка.

— Сколько потребуется.

— Мне надо сообщить по смене и начальнику дистанции, — сказала старшая диспетчерша. — У меня шесть поездов на линии. Это серьёзно.

— У нас тоже серьёзно, — ответил Басунов.

— Не трогай нигде, дебил! — крикнула младшая тётка Дудоне, который повертел пластмассовый переключатель с подписью «снятие извещения».

— Дадите полчаса на блокировку хода? — снова спросила старшая тётка.

Она быстро и умело переключилась на режим чрезвычайной ситуации.

— Мы ничего не делаем и ничего не приказываем, — пожал плечами Басунов. — Мы просто так пришли. Делай, чего хочешь.

Диспетчерша взяла с пульта телефонную трубку.

— Двенадцать, полста семь, говорит Ненастье, — сказала она. — У нас ЧП. Станцию и пост заняли какие‑то люди в военной форме. Их много.

Басунов наклонил голову, слушая. В трубке что‑то горячо поясняли.

— Ясно. Ясно. Да, — тётка кивала. — Понятно. Нет. При них работать нельзя. Они тут везде ошиваются, кто знает, что у них в мозгах? Которые в посту — вроде трезвые. Нет, неуправляемые. Нет, невозможно. Без гарантий.

Басунов слегка прижмурился в глубоком удовлетворении.

— Перекрываем всё движение по магистрали, — положив трубку на пульт, сообщила старшая диспетчерша. — Это вам было надо, парни?

— Мы только погулять вышли, женщина, — улыбнулся Басунов.

В это время на привокзальной площади разгружались «барбухайка» и «трахома», Немец таскал продукты из автобусов в вокзал. На разгрузке главной была Марина Моторкина. Герман познакомился с ней два года назад, когда «афганцы» заезжали в дома «на Сцепе», и сейчас Марина вела себя с Немцем как со старым знакомым: всю дорогу до Ненастья стояла у него за спиной, болтала и смеялась. Герман ощущал её присутствие, как тепло от печи. Ему нравилась Марина: красивая, весёлая, пышная, какая‑то осязаемая.

Марина командовала организацией питания. На вокзале она заняла разграбленный буфет и маленькую кухоньку‑подсобку, где были стол, мойка и плита. Сюда Герман и Дюша Воронцов принесли коробки и бидоны. Ленка Спасёнкина в наклон подметала пол, толкаясь попой с Олей Канунниковой, которая прибиралась на витринах. Марина надела кокетливый кружевной фартук, игриво покачала крутыми бёдрами и сказала Немцу:

— Как для ролевых игр в порнухе. У меня дома и халат медсестры есть.

— Зовёшь Немца зайти? — ехидно спросила Спасёнкина, шуруя веником.

— Ты ещё пять минут кверху задом постой, и он уже к тебе пойдёт.

Герман давно растерял всех подруг, потому что девчонок некуда было приглашать: в его «блиндаже» всё время торчали и квасили дозорные. Чтобы не терзать себя соблазном возле Марины в буфете, Герман вышел на привокзальную площадь. Здесь хозяйничали «афганцы», продолжая праздник, который они считали для себя главным, — день ВДВ.

На одной стороне площади затеяли волейбол, вернее, дикую и свирепую игру арбузами: две толпы — одна в тельниках, другая голая по пояс — орали и скакали друг перед другом, яростно перешвыриваясь увесистыми зелёными бомбами. Удар «арбузера» сносил с ног, но уклониться считалась западло — надо было поймать снаряд и залепить обратно в противника. Весь асфальт под ногами команд был закидан кровавыми кусками разбитых арбузов.