Онлайн книга «Брак по-австрийски. Исповедь эмигрантки»
|
– Тебе жить надоело? – крикнула я по громкой связи. – Мне холодно. – А мне больно. – Пусти! – Нет, иди лучше к своей Ванессе! – У тебя бред! – Давай вали, пока еще не получил! – Ты об этом пожалеешь! – Напугал! Петер еще немножко поскребся, а потом затих. Я стояла и наблюдала за ним через установленную в гараже камеру. Он все-таки унес с собой телефон и теперь куда-то звонил. «Что делать, что же делать???» – билась в голове мысль. Стоило впустить его. Открыть дверь. Договориться. Но нет, это было невозможно. Я боялась – себя, его, нас обоих. Что же тогда? Я стояла, упершись рукой в стену, и смотрела на видеоэкран. Выхода не было. Всему пришел конец. Неожиданно к гаражу подъехала машина. Я увидела, как из нее выходят люди в синих куртках. Полиция! Он все-таки позвонил! Что я могла теперь сделать? Ничего. Только открыть дверь и отступить внутрь дома. И рассказать наконец обо всем, что копилось внутри весь год. Это была катастрофа, но у меня не оставалось выбора. Полицейские вошли в дом. Это были молодая девушка и мужчина средних лет. Петер следовал за ними, прячась за их спины и опасливо на меня поглядывая. Наверно, он думал, что я на них брошусь. Но вместо этого я сказала: – Здравствуйте. Спасибо, что приехали. А потом разрыдалась. Девушка отвела меня на кухню, а Петер ушел в спальню с мужчиной. Там они о чем-то долго разговаривали, параллельно щелкая вспышкой фотоаппарата. Я поняла, что они снимают побои. Все было очень серьезно. Глотая слезы и проклиная себя за такую несдержанность, я поведала девушке о своей жизни. О психологическом прессинге и обещаниях вышвырнуть меня на улицу, об издевательствах над собакой, о придирках и физических нападках. Чем больше я говорила, тем сложнее мне становилось. К концу у меня от слез полностью заложило нос и пропал голос. Полицейская слушала и беспристрастно записывала мои показания. Раньше подобные сцены я видела только в кино. Вернулись Петер и второй полицейский. У моего мужа был торжествующий вид. Увидев его, я совсем сникла. Полицейские отошли в сторону и принялись негромко переговариваться. Мы с Петером сидели за столом и старались друг на друга не смотреть. Мне хотелось придушить его, и только присутствие третьих лиц сдерживало меня. Наконец полицейские вернулись к нам. – Мария, вы знаете про закон о домашнем насилии? – спросили они. – Нет, – покачала головой я. – Сейчас мы должны решить, кто из вас агрессор. Ему придется покинуть дом на четырнадцать суток. Это была шутка? Принудительное выселение сроком на две недели? Вот так, простым решением, без суда и следствия? И, прежде чем они сообщили о своем решении, я уже знала, кто должен будет уйти. – Очевидно, здесь речь идет о двустороннем насилии. Я вижу, что Мария в плачевном состоянии. Имеет место эмоциональный прессинг, – сказал полицейский. Петер, который уже потирал руки в предвкушении, после этих слов аж вскинулся: – Да не важно это, не важно! – Как раз важно, – парировал полицейский. – Да вы на меня посмотрите, – Петер продемонстрировал нам крохотную ранку от ножниц. – Она напала на меня! Она ненормальная. – Мария, это правда? – спросил у меня полицейский. Отрицать очевидное не было смысла – ранка была совсем свежей. – Да, я его поцарапала, но не специально. Это несчастный случай. Полицейские переглянулись. – Мария, у вашего мужа порезы и расцарапана спина. Кроме того, это его дом. Так что уйти придется вам. Я помолчала, обдумывая этот ужасный вердикт. – Может, получится найти какой-то другой выход, – мое горло мгновенно пересохло, а конечности онемели. – К сожалению, это закон. – Но мне некуда идти… – сказала я. – Ничем не можем помочь, – парировали полицейские. – Пожалуйста, собирайтесь. Сама не своя, на ватных ногах я проследовала в спальню и совершенно машинально запихала вещи в сумку, из которой я их всего несколько часов назад доставала. Я плохо соображала. Я брала первую попавшуюся одежду, даже не глядя, подходит ли она по сезону. В голове и в душе воцарился хаос. Мне не хватало воздуха. Голову словно зажали в тиски. На пороге гардеробной возник Петер. Он самодовольно усмехался. – Я тебя предупреждал! – сказал он. Совершенно инстинктивно я бросилась вперед, но, прежде чем мои руки коснулись его, он заорал: – Нет, не трогай меня! И побежал обратно к полицейским. – Она кинулась на меня, – услышала я его голос. И снова вспышка камеры. В общем, что бы я ни делала, мне все равно приписывали вину. Волоча за собой сумку, я поднялась в кухню. Петер стоял и притворно потирал руку, на которой красовались отпечатки ногтей. Не моих, но другие об этом не знали. Полицейский укоризненно покачал головой: – Это было совсем не хорошо. – Но я ничего не делала… – Видите, она совсем не контролирует свои действия! – взвизгнул Петер, прячась за девушку. – А как насчет моих ран? – спросила я. – Каких? – Этих, – я показала царапины на руке. – Вы вполне могли пораниться, когда били мужа, – сказал полицейский. Это было так нечестно! У меня по щеке побежала слеза. – А синяки? – Мы не видим никаких синяков. Я вытерла слезу, но на ее месте тотчас появилась другая. – Они проявятся завтра. – Мы не можем ждать до завтра. Нам пора, – сказал полицейский. – Идемте. – А собака? – Сейчас на это нет времени. – Но я не могу его тут оставить! – Все дополнительные вопросы будете решать через адвоката, если ваш муж подаст на развод. – Конечно, подам, – заверил их Петер. – После всего, что случилось, другого варианта нет. Я медленно поднялась и, прижимая сумку к груди, направилась в сопровождении полиции к выходу. Итак, когда мне казалось, будто выхода нет, я была права. Но трудно было предположить, что все окажется настолько плохо. Со мной произошло нечто совершенно ужасное… нечто отвратительное… Пока меня вели на улицу, я еще не совсем понимала, что именно. И поняла только намного позже. Но, как говорится, это уже совсем другая история… |