Онлайн книга «Императрица и мятежная княжна»
|
Коломенское. Из дворца выходит князь Вяземский в сопровождении офицера в гвардейском мундире и в серебряной каске с черными перьями, надвинутой на лицо. – Карету князя Вяземского, – кричит слуга. Карета выезжает из ворот Коломенского на большую дорогу. На следующий день карета, сопровождаемая эскортом гвардейцев, въезжает в Петропавловскую крепость. Эскорт остается у ворот, карета громыхает по крепостному двору. Петропавловская крепость. В помещении коменданта князь Вяземский и комендант. – По повелению матушки велено допросить арестантку доверенному лицу от государыни. – За князем Александром Михайловичем посылать… или как? – усмехаясь, спрашивает комендант. – Князя Голицына извещать не следует, дабы не плодить ненужных обид. Князь Вяземский и офицер входят в камеру. На кровати лежит Елизавета. Два солдата и капрал сидят на стульях в углу комнаты. Тускло горит свеча. – Оставьте нас, – приказал Вяземский. Караульные вышли из камеры. Вяземский вопросительно посмотрел на гвардейца. Тот слегка наклонил голову. Вяземский встал и тоже вышел из камеры. В камере остались двое: Елизавета, лежащая на кровати, и офицер, молча сидящий в углу. Наконец с кровати послышался голос Елизаветы: – Я тоже любила носить мужские костюмы, Ваше величество. Офицер усмехнулся, снял каску, положил рядом. Длинные волосы закрыли лицо. Екатерина отодвинула волосы и потянулась было приподнять свечу, чтобы осветить кровать. – Не надо, Ваше величество, – послышался резкий голос с кровати, – если вы хотите узнать, красива ли я, это надобно было делать несколько раньше. А я знала, что вы придете… Я давно поджидаю вас, Ваше величество. – Мой приход, голубушка, ровно ничего не значит. – Напротив, он означает, что Ваше величество действительно столь проницательны, как об этом говорит вся Европа. И вы давно почувствовали, что я могу сообщить вам нечто, что никому другому не сообщу… Приступ кашля прервал ее. «Я не люблю лести. Но почему-то самая грубая лесть всегда обезоруживает меня…» – …Вы очень больны. – Да-да… И притом в нынешнем моем положении… – Я распоряжусь, чтоб впредь караульных вывели из вашей камеры. – Вы действительно очень добры. Жаль, что мне недолго пользоваться добротой Вашего величества, этим ливнем благодеяний… Она опять помолчала. Молчала и государыня. – Итак, Ваше величество, – наконец сказали из темноты, – она есть. – О ком вы говорите? – прошептала Екатерина. – Вы поняли, Ваше величество… Августа… Дочь… – Вы опять за свое?! Если вы позвали меня выслушивать наглые дерзости… Екатерина вскочила и в бешенстве заходила по камере. И опять приступ кашля прервал императрицу. – Время комедиантствовать мне не отпущено, Ваше величество. Итак, я могу рассказать вам то, что вы больше всего хотите знать и больше всего боитесь узнать. Но с условием… Екатерина молча слушала. – Вы отпустите на свободу. Екатерина засмеялась. – Вы не поняли. Не меня, Ваше величество. Меня отпустить на свободу уже не в вашей власти. А на свободу… вы отпустите их… всех, кого заточили вместе со мной. И я с вас страшную клятву возьму, что все так и исполните. – Я добросовестно изучила вас, голубушка, по вашим показаниям. Никогда не поверю, что вас может волновать чужая участь. – Вы не правы, это волнует перед… Очень боязно туда являться… с лишними-то грехами. Но, конечно, главный другой резон. Тут вы правы. – И помолчав, она сказала: – Человек среди них… есть… Я много грешила с мужчинами… Но любила его одного… И сейчас люблю. Одно воспоминание о нем сжигает… Но полно. Итак, клятву, Ваше величество!.. Опять наступило молчание. – Ну что ж, голубушка, быть по-вашему. Клянусь… – Спасибо, Ваше величество, вы оказались истинно добры. Продолжился ливень благодеяний… Итак, все это началось два года назад. Боже мой!.. Всего два года. Будто в другой жизни… Не со мной. Мне теперь кажется, что я тут и родилась… в этой тюрьме. Итак, это случилось… 1773 год. Замок Оберштейн. – Князь купил для меня тогда этот замок. И я жила там одна. Есть разные способы расставаться с мужчинами. Самый верный – притвориться чересчур влюбленной, и тогда ты ему быстро опротивеешь, и он бросит тебя, к твоему счастию. И есть единственный способ удержать мужчину – это показать ему, как он тебе надоел… Я сказала князю, что хочу пожить одна в Оберштейне. И страсть его тогда достигла предела. Он тотчас захотел на мне жениться… В уборной принцессы в замке камеристка Франциска фон Мештеде помогала ей одеваться… – Когда вы ее отпустите из тюрьмы, Ваше величество, не забудьте распорядиться, чтобы ей отдали все мои туалеты… она так их любила, – засмеялась Елизавета. – Ах, госпожа, – говорит Франциска, – я все отдала бы, чтоб щегольнуть в таком платье! – Ты еще так молода, милая, у тебя все впереди. – А у меня для вас письмецо, госпожа, все от того же очень богатого господина. – Седьмое послание за два дня! Ох, как скучно. Надеюсь, ты сказала ему, что я умерла и чтобы он меня больше не беспокоил. – Да, и он немедленно ответил: «Передайте письмо принцессе на тот свет!» Ах, он так богат! – Я уже догадалась, милая, по той горячности, с которой ты передаешь его письма. Жаль, что богачи не молоды и не хороши собой. Природа заботится о равновесии. – На этот раз исключение, госпожа: он очень молод и очень красив. – Ну что ж ты молчишь о главном! – Ах, Ваше величество, я никогда не могла устоять перед мужской красотой! Екатерина вздохнула. – Я приняла его за туалетом. Камеристка вводит Доманского в уборную принцессы. – Сударь, это слишком, – сурово начинает принцесса. – Мало того, что вы подкупаете мою прислугу и она ежедневно мучает меня вашими посланиями! Мало того, что вы посмели дать ей деньги, чтобы она проводила вас ко мне!.. – Но откуда вы знаете? – Вы платите много, но я плачу больше… Как вы осмелились забыть, что я невеста немецкого государя?! Я завтра же попрошу жениха оградить мою честь! – Вы грозите мне гибелью… Как странно! Неужели вы не поняли, что жить без вас… Убейте меня! Доманский выхватил кинжал и протянул принцессе. |