
Онлайн книга «Белый царь - Иван Грозный. Книга 1»
Шуйский повернулся к боярину, сопровождавшему его. – Ты гляди, Михаил Иванович, а сиротинушка нам норов начал выказывать. Боярин рассмеялся. – Обрастает перьями наш птенец. Шуйский перевел взгляд на Овчину. – Сам пойдешь или силу применить? – Не ходи, Иван. Они не тронут тебя. Вы не смеете!.. – со злобой и детской запальчивостью крикнул мальчик. – Я повелеваю так! Ухмылка сползла с лица князя Шуйского. Он наклонился к Ивану и сказал: – Ты приказывать будешь, когда подрастешь, а сейчас молчи да сядь на лавку. Так оно лучше для тебя будет. – Он распрямился, указал на Овчину. – Стража, взять его! Телепнев-Оболенский понял, что спасения ждать неоткуда, и набросился на стражников. Но те оказались проворнее. Один остановил его ударом короткой дубины в живот, другой сзади захлестнул горло опального князя удавкой. Овчину повалили на пол. Иван бросился к любимцу. Шуйский оттолкнул мальчика, и тот отлетел к лавке. – Сказано же было, сидеть и молчать! Овчину вытащили в коридор и за ноги поволокли к лестнице. Иван заплакал от бессилия и прохрипел: – Куда вы его потащили? – К матери твоей, в ад! – с ненавистью прошипел Иван Шуйский. Он резко развернулся, вышел в коридор и приказал третьему стражнику, стоявшему там: – Великого князя из палат не выпускать. Пусть хоть что делает, но в своих покоях. Ты понял меня? – Понял, князь. – Стражник поклонился и припер дверь широким плечом. Иван долго бился в крепкую створку, устал, упал на пол и зарыдал, стуча кулаками. – Не хочу, не надо, не прощу! Но что мог сделать восьмилетний ребенок, пусть и облаченный формально верховной властью, против буйства бояр и князей, дорвавшихся до крови? Овчину затащили в подвал кремлевской тюрьмы. Там ему суждено было принять адские муки страшной смерти от голода. Он сам без всякого сожаления обрек на них многих людей. Сотворившему зло – зло и вернулось. Князь Дмитрий Ургин приехал в Кремль через час после расправы братьев Шуйских с Овчиной-Телепневым. У дворца его встретил Григорий, заступивший на службу старшим наряда особой стражи. Дмитрий сразу заметил тревогу на лице родственника, спрыгнул с коня и спросил: – Что-то произошло, Гриша? – Да, Дмитрий! Шуйские схватили Овчину-Телепнева. Мы только заступили, как его, в кровь избитого, стражники за ноги оттащили в тюремный подвал. Так им велел Иван Шуйский. – Вот как? – произнес Ургин. – Отомстили, значит, бояре Овчине за унижения. А ведь я вчера предупреждал его об опасности, предлагал бежать, покуда не поздно. Не поверил. Тимофеев удивился: – Ты пытался спасти Овчину? – И что? – А то! Разве не заслужил этот пес смерти? Будь его воля, не ты ли первый стал бы жертвой? А с тобой и все мы, ратники особой стражи! Конечно, Шуйские – воры и разбойники, но и Овчина был не лучше их. – Он, Гриша, тоже за Ивана стоял. Теперь же у великого князя остались только мы. Надолго ли? – Мыслишь, Шуйские могут пойти на устранение Ивана, выставить вместо него слабоумного Юрия? – Нет! На это они сейчас уже не решатся. Шуйские далеко не глупы. Овчина сам настроил против себя и боярство, и простой народ. Его не любили ни те, ни другие, как, впрочем, и Елену Глинскую. Казнь Телепнева-Оболенского скорее вызовет одобрение, нежели возмущение. Шума никакого не будет. А вот посягательство на жизнь великого князя может поднять в народе такую бурю, которая сметет все на своем пути. В этом случае бунт неизбежен. Он Шуйским не нужен, потому как первыми полетят их головы. Оттого, Гриша, они уже не посмеют тронуть Ивана. Григорий вздохнул и согласился: – И то правда. – Но это не говорит о том, что Шуйские не попытаются воздействовать на его разум, – продолжил Дмитрий. – Как это? – Шуйским, дабы удержать власть, нужен государь законный, но послушный. А что для этого надо? Сломить его неокрепшую волю, заставить уверовать в то, что сам он править государством не сможет. Подвергнуть унижениям, но так, чтобы не вызвать особой неприязни. – Разве такое возможно? – Возможно. На виду, при разных церемониях они будут оказывать Ивану почести, показывать покорность, полное повиновение и признание власти, во дворце же, наедине, – игнорировать его просьбы, желания. Шуйские постараются затуманить сознание ребенка, развить в нем пагубные привычки, жестокость. Они будут поощрять любые дурные наклонности, а главное – воспитывать полное пренебрежение к судьбам людским. Им надо создать тирана, послушного узкому кругу бояр, который правил бы государством не во благо народа, а в угоду их корысти. Но Шуйские не учитывают, что тираны не бывают послушными. Все плохое, что они вложат в Ивана, в конце концов против них и обернется. Всей Руси не сладко будет, но боярам придется хуже всего. У Ивана пытливый ум. Его голова постоянно будет занята мыслью о своем месте в этом жестоком мире, поиском выхода из зависимого положения. – Мудрено ты говоришь, Дмитрий. Но ты считаешь, что Шуйские Ивана не уберут? – Не уберут. – Тогда чего нам, особой страже, делать, коли опасности государю нет и быть не может? – Находиться при государе и рушить то, что будет губительно действовать на него. – Сейчас я вообще ничего не понял. Можно ли рушить то, что неведомо? Это как стену ломать. Стоит она, ее видать, пощупать можно. Тут все ясно, взял кайло и пошел крушить ее. А коли стену не видно? Она и есть, и нет ее. Куда кайлом-то бить? Дмитрий невольно улыбнулся. – Ты, Гриша, сейчас голову не ломай. Придет время, все поймешь. И как невидимое разглядеть, и куда кайло направить. Сейчас просто неси службу, а я пойду к Ивану. – Не к Шуйскому ли? Вон он, вместе с боярами вышел из-за храма. Довольный. Видать, отвел душу на Овчине. – С ним поговорить не помешает. Хотя понятно, что сам он против Телепнева не выступил бы даже с одобрения братьев. Тут должны были и Бельские руку приложить. А коли так, то союз, который между ними образовался, должен распасться, превратиться в активную вражду. В одной берлоге двум медведям не ужиться. Господи, что за времена настали? Сегодня бояре друг дружке лыбятся, завтра готовы ножи в спину воткнуть. Не доведет до добра боярское правление. Не одна голова еще слетит с плеч в самое ближайшее время. – Ты о своей голове подумай, – посоветовал Григорий. – Чего тебе с Шуйским разговоры вести? Пусть грызутся бояре, а ты оставайся в стороне. Вспылишь, наговоришь чего оскорбительного этому злодею, он и тебе мстить начнет. |