Онлайн книга «Белый царь - Иван Грозный. Книга 1»
|
– Значит, не ждать его? – Нет. Хотя, может, и появится ночью. Ты ж его характер знаешь. – Знаю. Так я пойду? – Ступай, Егор. Рано утром явился Григорий. Дмитрий завидел родственника, подошел к нему. – Здравствуй, Гриша! – И тебе здравствовать, князь! – ответил брат Ульяны и невесело вздохнул. Ургин спросил: – Как спалось в родительском доме? Что-то вид у тебя не свежий. – Плохо спалось, Дмитрий. Страшные видения замучили. Никогда такого не было, обычно сплю как убитый, а тут промаялся всю ночь. – Что же тебе такого страшного снилось? – Змей, князь, трехглавый, громадный. В горницу чрез окно влез и навис над лавкой, изрыгая пламя. Я хотел схватить бердыш да рубануть его, только все тело онемело, пальцем не пошевелить. А огонь все ближе. Очнулся я в поту, гляжу на оконце, а слюда разорвана. На полу лежит черный ворон. Видать, бился в оконце, пока не издох. Плохая это примета, Дмитрий, к покойнику. Наверное, скоро мне помирать. – Гришка, перестань! Ты воин, чрез огонь и воды прошел, старухе костлявой не раз в глаза смотрел, а в какие-то бабьи приметы веришь. – А как не верить, Дмитрий? Помню, мальцом был, так к матери соседка как-то поутру прибежала да сказала, что птица в окно клювом стучала. Отец тогда цыкнул на нее, не мели, мол, ерунды, а днем соседского мужика лесом на сплаве до смерти придавило. Вот и не верь. Да таких примет сотню привести можно. Нет, что ни говори, а коли птица стучится в окно, то это значит, что смерть в хату просится. – Помолись! – посоветовал свояку Ургин. – Молился уже, как прочухался. Ладно, а чего Лихой у ладьи делает? – Готовит ее к походу. – Далече? – В Благое. – Ты решил в удел поехать? – Нет. Это для Ульяны и Агафьи. – Их-то чего решил в село отправить? – Так родителю Глафиры, тестю моему, вчера пятьдесят лет исполнилось. – А почему водным путем? Короче на возке, по суше. – По реке веселей. – Да, веселья хоть отбавляй, но это ваше с Ульяной дело. Мы сейчас в Кремль? – Как обычно. Позавтракаем да поедем. – Вы завтракайте, я не хочу. Кусок хлеба в горло не лезет. – Чего это? – А я знаю? – Уж не приболел ли ты? – Может, и захворал, но не так, чтобы на лавку валиться и отлеживаться. – Так и будешь во дворе сидеть или, может, в дом пройдешь? – Здесь посижу. Утро-то, глянь, какое! Тихое, ни ветерка, только вот птиц чего-то не слышно. В это время они на все лады переливаются, а теперь молчат. Ургин прислушался. – Действительно странно. И тишина, как перед бурей. – Так ей и быть. Я как ехал сюда, смотрел на небо. Понизу на восходе оно багровое и дымное. По реке стелется легкий туман, а теперь ему не время. – Буря так буря, не впервой. – А ты ладью по реке пустить хочешь! – Но не в бурю же. Пройдет ураган, посмотрим. Может статься, Ульяна и не поплывет. Тимофей взглянул на Дмитрия. – Что-то ты недоговариваешь, князь. Путаешь себя и других. То поплывет Уля с дитем, то нет. – Позже видно будет. – Тебя не понять. Ладно, я тут буду. Кирьяну сказать, чтоб Коршуна подготовил? – Он знает, что делать. – Дмитрий, у тебя на опасность всегда чутье было. Сейчас не тревожишься? Ургин признался: – Сердце покалывает, а вот что за опасность и где она затаилась, понять не могу. – Вот и у меня плохое предчувствие. Еще ворон этот!.. – Успокойся. – А сам нервничаешь, собрался Ульяну с Агафьей из Москвы убрать. – Береженого, Гриша, как говорится, Бог бережет. – Теперь все понятно. – Значит, во дворе останешься? – Да. На улице душно, а в доме тем боле. Здесь посижу. – Ну сиди. – Князь Ургин поднялся в дом. От реки вернулся Егор Лихой и доложил, что ладья к плаванию готова. Двое гребцов на месте. Дмитрий кивнул, Лихой ушел к Григорию. Вскоре из дома вышли Ургин, его жена и дочка. Ульяна неожиданно, чего прежде никогда не было, всем телом прижалась к Дмитрию, крепко обняла его, посмотрела прямо в глаза и сказала: – Не уезжал бы ты из дома, Митя. Боязно и нехорошо мне отчего-то. – Как же я, родная моя, останусь, когда в Кремле государь ждет? – В Кремле день-другой и без тебя обойдутся, а у меня сердце ноет и говорит, что если ты уедешь, то мы не свидимся больше на этом свете. Останься, Дмитрий! – Что ты такое говоришь, Ульяна? Я же не в поход ухожу, рядом, в Кремле буду. Коли что, тут же приеду. Коршун вмиг донесет. – Это не я, Митя, а сердце вещает. Уйдешь, и не быть нам вместе. – Перестань, Уля! Люди смотрят. Но Ульяна еще крепче обняла мужа. – Останься! У ног матери заплакала трехлетняя Агафья. На глазах Ульяны тоже выступили слезы. Дмитрий еще никогда не видел супругу в таком состоянии. – Не волнуйся, Ульяна, и Агафьюшку успокой! – Так, значит, уедешь? – Я должен ехать, родная! Ульяна разжала объятия, взяла на руки дочь. – Что ж, князь, коли должен, то иди. Прости меня за все и прощай! – Почему так говоришь, Ульяна? – Ступай, Митя, да хранит тебя Господь! Помни меня! – Ульяна поклонилась и, держа Агафью на руках, вошла в дом. Подошел Тимофеев. – Чего это она, Дмитрий, прощаться вздумала? – Не знаю. – Может, ты останешься? Я в Кремль съезжу, стражу сменю, коли о тебе спросят, скажу, что захворал. – Нет, Григорий, мы на службе государевой, присягу давали, значит, должны исполнять ее, быть там, где нам и положено. – Тогда поехали. По пути Григорий указал Дмитрию на небосклон. – Гляди, князь, небо свинцом наливается и зажимает город со всех сторон. Всполохов не видно, но на свету их и не разглядишь. Сильная буря приближается. А коли с грозой, то вовсе худо. На ветру стоит одной молнии в какую-то избу попасть, и пойдет пожар, не остановишь. – От судьбы, Гриша, не уйдешь. – Это понятно, только неужели Москва загорится? |