Онлайн книга «Мечник. Око Перуна»
|
Солнце садилось. Доброшка с Архимедом сидели на корме. Лучший стрелок и неудавшийся спаситель сидел понурившись. После случившегося разговаривать не хотелось. Мысль его блуждала кругами. Архимед, казалось, безмятежно смотрел на пламенеющий закат. «Хорошо ему, – думалось Доброшке, – мудрецу девичья любовь ни к чему. И почему мне так не везет?» – Думаешь, ты первый так страдаешь? Нет, отроче, всякий мужчина вынужден проходить через эти страдания. Доброшка даже вздрогнул от неожиданности – не иначе как грек подслушал его мысли! Посмотрел с удивлением на седые кудри Архимеда, которые трепал легкий речной ветерок, и спросил напрямик: – И тебе приходилось? – Да, конечно, я же сказал, что всем приходится. Ну, или почти всем. Увы, не был исключением и я. Это было давно. Я был еще очень молод. – И что же, вы поженились? Архимед, дети у тебя есть? – Если бы у меня были дети, разве я сидел бы сейчас на корме варяжского драккара, плывущего через страну славян, и беседовал с юным колохолмским кметем? – Почему бы и нет? – Хе-е… Нет, я бы скорее сидел во дворе своей виллы и читал нотации внукам. – Ты бы хотел этого? – Не знаю. Быть может. Но жизнь пошла так, как она пошла. Теперь уже поздно что-то менять. – Она не согласилась стать твоей женой? Она тебя не возжелала? – Эх ты, молодой варвар! «Не возжелала…» – Так, значит, возжелала? – Не знаю. Могу сказать только одно: я ее и желал, и боготворил, и думал, что не смогу без нее жить… – Взгляд Архимеда затуманился давними воспоминаниями. – А она? – Не знаю. – То есть как – не знаешь? Что она ответила, когда ты сватов заслал? Может, родители запретили? – Нет, родители ее тут ни при чем. Я не засылал сватов. – Почему? – Я решил сохранить свои чувства в тайне. Она ничего не знала. Да и теперь ничего не знает. – В тайне? Зачем? – Доброшка заерзал от любопытства. – Я не знаю, как тебе объяснить. Вот вообрази, что ты любишь какую-нибудь девушку. Вообразил? – Вообразил. – Ну да, тебе это сделать нетрудно, – улыбнулся Архимед, – так вот, если любишь кого-то, то, согласись, желаешь предмету своей любви всего самого, самого наилучшего? Так? – Конечно! – Желаешь, чтобы она, например, была здорова? – Желаю. Не пойму, куда ты клонишь и при чем тут тайна? – Сейчас поймешь. А если нужно будет ради ее здоровья собой пожертвовать, пожертвуешь? – Конечно. На то она и любовь. – Вот так-то. А хочется тебе, чтоб она, та, кого ты любишь, была счастлива? – Конечно. Я бы все для этого сделал. – Вот мы и подошли к самому главному. Чтобы женщине стать счастливой, у нее должен быть хороший муж, без этого женское счастье не может быть полным. А я, как ни прискорбно, ни тогда, ни сейчас не мог сказать, что я самый лучший из мужчин. И даже близко к лучшим не стою. Так мог ли я, желая своей возлюбленной всего самого лучшего в мире, предложить в качестве мужа такую посредственную личность, как я сам? – И ты оставил ее одну? – Почему одну? К ней сватались лучшие женихи нашего города. Она вышла замуж за прекрасного человека, моего друга. У них теперь уже, наверно, внуки. Мне тогда казалось, что, даже просто объяснившись в любви, я нанесу ей оскорбление. – Почему? – Она была так прекрасна. И тут я, такой нелепый, со своими признаниями. Будто я мог допустить мысль, что такой союз возможен. Кроме того, ей было бы больно мне отказывать – она была чрезвычайно добра. Мне не хотелось причинять ей лишние неприятности. – И ты так ни слова и не проронил? – Нет. Я писал ей стихи и письма. – Но не отправлял? – Отправлял. – Как так? Ты же сказал, что не признался… – Я отправлял их от лица моего друга. Того, кто в конце концов и стал ее мужем. Он был храбрым воином, знатным и красивым, но с пером не особенно дружил. Просил меня писать ей письма. Она как-то сказала, что полюбила его за эти письма, «в них столько любви и нежности…» – это собственные ее слова. Ты не представляешь, как я был счастлив, когда это услышал. У меня и теперь увлажняются глаза, когда я об этом вспоминаю. Архимед замолчал. Доброшка искоса посмотрел на его глаза. Они блестели как-то подозрительно. То ли просто вечернее солнце отражается, то ли действительно выступили слезы. – Подожди. В твоих рассуждениях ошибка. – Какая же? – Архимед удивленно вскинул бровь. – А такая: твой друг богат и знатен, но вот не постеснялся воспользоваться твоим умением складно писать. Значит, не так уж он и хорош. Получается, твоя возлюбленная вышла замуж вовсе не за самого лучшего на свете человека. Твоя тайна была напрасна! Грек, помолчав, ответил: – Да, наверно, и друг мой – не самый лучший на свете. Наверно, есть лучше. Но он все-таки лучше меня. Ведь в супружеской жизни умение красно писать и говорить – не самое важное. Кроме того, я могу в этой ситуации отвечать только за себя. По крайней мере, от одного не самого лучшего мужчины я ее уберег. – От кого? – Доброшка вопросительно посмотрел на Архимеда. Тот грустно усмехнулся. – От себя. А остальное уже не мое дело. Кто я такой, чтобы соваться в ее судьбу? Помолчали. – А как она теперь живет? – Я не знаю. – Ты ее не видел с тех пор? – Видел. Как-то раз, после очередной неудачи с крыльями, которые я пытался сделать, я понял, что мне просто необходимо ее увидеть. – И что? – Я приехал в тот город, где она жила. Подошел к их усадьбе и стал ждать. На мое счастье, она скоро вышла. Служанки вели за ней троих прелестных малышей. Она была так же прекрасна, как и до свадьбы. Материнство шло ей. – Она была рада тебя видеть? – Нет, я не стал подходить к ней. Посмотрел издали и уехал. Это тоже было давно. Теперь дети уже, наверно, выросли. – Печально. То, что ты рассказал, печально, Архимед. – Нет, дружище мой Доброшка. Печально, когда человек, прожив всю жизнь с женщиной, понимает, что никогда ее не любил. А я всю жизнь любил. И тем счастлив. Быть может, если бы я женился на моей прекрасной возлюбленной, мои чувства давно утратили бы свою остроту. Так бывает часто. Неизвестно, кто несчастнее. У каждого своя судьба. Доброшка ничего не ответил. Он вспоминал своих родителей. Матушку сосватали за батюшку, когда они были чуть старше, чем теперь сам Доброшка. Любили ли они друг друга? Если и любили, то не так, как описывал любовь Архимед. |