Онлайн книга «Камасутра от Шивы»
|
— Держу пари, что Шестаков тоже увлекается Парацельсом, — заявила она Церберу, бронзовому трехглавому псу с красными угольками глаз. За неимением достойного собеседника она часто обращалась к этому стражу подземного мира, который достался ей от карлика Агафона вместе с домом и мастерской. Пес будто подмигивал ей в знак согласия. Она вспомнила, как Агафон представил ей стража: «Это Цербер. Исчадие ада. Почти как я…» У нее подступили слезы к глазам. Она глубоко вздохнула и вернулась к своему занятию. Удобно устроившись в плюшевом кресле с трактатом на коленях, Глория штудировала рекомендации и выводы Парацельса, которого считали прародителем гомеопатии. В собранной бывшим хозяином библиотеке среди прочих книг были и труды этого врача, алхимика, ученого и мага. Парацельс заявлял, что каждый металл изначально стремится стать золотом, а каждый человек стремится к совершенству. И это совершенство есть Бог. Мысли Глории крутились около Шестакова, гомеопатии, гашиша, Шивы, любовных страстей и странных опытов, производимых доктором в деревенском доме. Парацельс тоже посетил Индию, что в шестнадцатом веке было едва ли не подвигом. Внезапно перед ее взором возникла мертвая женщина — она лежала на газоне лицом вниз, с разбитой головой, в окружении зевак. — Все-таки это случилось… Глория понимала, что не имеет права вмешиваться в ход событий, который предопределен. Но собственное бессилие причиняло ей боль. Итак, Тамара Шестакова убита, как и следовало ожидать. Будут еще жертвы. — Что я могу? — прошептала она в сумраке мастерской. — Лишь предостерегать и сожалеть. Свет лампы падал на желтые страницы трактата, где Парацельс называл человека «вытяжкой» из целого мира, несущим в себе образ Творца. Не существует никакого запретного для человека знания ни в природе, ни за ее пределами. — А толку-то? Как и когда это знание применить, чтобы вышло во благо, а не во вред? Агафон, ее советчик и друг, куда-то пропал. Напрасно она звала его, напрасно просила о помощи. Бывший хозяин дома как сквозь землю провалился. Оставил ее наедине с опасностью. Нефедовскую дачу в Прокудинке, куда она ездила с Лавровым, купил Шестаков. В этом нет сомнений. — Навозная куча… — пробормотала Глория, вспомнив двор и сложенный у сарая лошадиный помет. — Так-с… интересно… Она подошла к шкафу с книгами и взяла с полки «Повествование о нимфах, сильфах, пигмеях, саламандрах, гигантах и прочих духах» того же Парацельса. Перелистывая страницы, она наткнулась на написанное от руки руководство по созданию гомункулуса. Это был почерк Агафона, который она отлично знала по множеству его записок. — Искусственное существо! Модель человека… Ух, ты! На что замахнулся! Глория быстро пробежалась глазами по строчкам. Гомункулус… Рецепт Парацельса, переработанный и дополненный. Неужели Агафон хотел воспользоваться им? — Воспользовался или только хотел? От волнения Глория не могла устоять на месте и прохаживалась по мастерской, огибая медные кувшины на постаментах, диван, стол. — Кувшины! Она вернулась к сосудам, запечатанным «сулеймановой печатью», и замерла напротив них. Там заключены джинны, а не гомункулусы. Могучие духи, которые являются по первому зову. Эмалевые вставки на кувшинах изображали птицу, волка, рыжий огонь, голову египтянина, черта с выступающими из густой шевелюры рожками, Горгону и балаганного шута в двурогом колпаке. — Сначала я боялась вас, — призналась Глория, глядя на медные сосуды с невидимым содержимым. — Потом прибегала к вашей поддержке. Теперь же я научилась обходиться собственными силами. Я приближаюсь к завершению сложного этапа своей жизни… Картина, которая в момент смерти бывшего хозяина дома свалилась на пол, так и стояла прислоненная к стене, с расколотой рамой. На полотне женщина в средневековой одежде склонилась перед бородатым мужчиной в короне: царь Соломон и царица Савская. Глория вспомнила, как в преддверии того рокового часа спросила у карлика: «Чем ты занимаешься здесь?» «Ищу утерянную формулу каббалы! — ответил он. — Формула позволила бы каббалисту создать живое существо… даже человека…» — Библейские смыслы бесчисленны, — прошептала она. — Их не исчерпаешь. Мраморные философы наблюдали за ней мертвыми глазницами, как и все три головы адского пса Цербера. Кувшины глухо позванивали. — Парацельс изложил не весь рецепт. Он опустил самое главное… Действие нельзя повторить! Она разговаривала то ли с давно почившим алхимиком, то ли сама с собой. Мысли приходили из пустоты, облекались в слова. — Что наверху, то и внизу… Желая уподобиться Творцу всего сущего и слиться с ним, маг пытается создать своего Адама… Если бы сейчас ее увидел Лавров, то принял бы за безумную. — Желая уподобиться… — бормотала она, глядя на кувшины. — Уподобиться… Глория не видела воочию доктора Шестакова, но его образ был четким и ясным, как если бы он отражался в зеркале. Доктор курил трубку с гашишем, уподобляясь Шиве и желая слиться с ним на пике наркотического экстаза. В сизоватом дыму мелькали лица мужчин и женщин… несчастный путешественник Карякин с перерезанным горлом… сгоревший заживо доктор Маух… утонувший Паша Нефедов… ее муж Толик, погибший в аварии… — Новая смерть, — констатировала она. — Тамара Шестакова. Когда Антон Рябов переступил порог ее дома, он принес эту смерть с собой. Та уже стояла в его зрачках. А доктор Шестаков курил индийскую коноплю и купался в мистических фантазиях. Он готовил смесь золотого порошка, красного вина и уксуса… и намазывал тело прекрасной Маши Рамирес… Он копался в навозе и таскал большие стеклянные бутыли… — У него нет серебряной коробочки с розовыми шариками! — воскликнула Глория. — И он не знает, как менять воду. Еще ему нужна кровь… Ему нужна кровь!.. Кровь… Она села обратно в кресло и вернулась к записям Агафона. Здесь тоже чего-то недоставало. — Я догадываюсь, чего… Царь Соломон на картине смотрел на царицу Савскую, которая согнулась в придворном поклоне. В этом таился заветный смысл. Подсказка… «Моя царица», — любил повторять Агафон. — Где ты, тролль? Отзовись! Я почти у финиша. Неспроста тогда упала эта картина. То был знак. Неспроста умер Агафон. Он перешел черту… — А я осталась по эту сторону, — бормотала Глория. — Я осталась, чтобы… чтобы… Все вокруг потемнело, и она «провалилась» в прошлое… Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм, известный как Парацельс, колдовал над стеклянными сосудами с водой. Они были закрыты бычьими пузырями, но этого оказалось недостаточно. |