Онлайн книга «Чудны дела твои, Господи!»
– Странное дело, – задумчиво произнес Боголюбов. – Какие-то тайны! Если старый директор рисовал, почему ничего не сохранилось?.. Ни у него в доме, ни у вас? Может, у Анны Львовны? – Я не знаю!.. Да и какая разница?! Боголюбов пожал плечами. На стене прямо перед его носом висело неопровержимое доказательство того, что разница есть и тайна есть, но сказать об этом Сперанскому он уж точно не мог! – От чего умер ваш отец? Сперанский сильно хлопнул дверцей буфета. – Он быль очень пьющим человеком, как вся русская интеллигенция в провинции. Мы здесь никому не нужны и никогда не были нужны, только всем мешаем! – То есть он умер от белой горячки? – Он умер от инфаркта! То есть от жизни. Жизнь довела его до смерти. – Вы утверждали, что он жил прекрасно, никуда не стремился и большего не желал. Сперанский в упор посмотрел на Боголюбова. Теперь Андрею Ильичу показалось, что он страдает – по-настоящему, всерьез. – Извините меня, – сказал Боголюбов, – если я позволил себе… Сперанский кивнул. Андрей Ильич выбрался на улицу, вдохнул полной грудью и поднял воротник куртки. …Как все запуталось. Все запуталось, перевернулось и переплелось, и, чтобы распутать, понадобятся месяцы. А лучше вообще ничего не распутывать, оставить все как есть. Это называется – принять правила игры, очень по-американски!.. Я принимаю правила игры, какими бы они ни были, и живу в соответствии с ними, и в конце получаю выигрыш. Это очень просто. …Это очень просто и совершенно невозможно. Новые правила написаны для кого-то другого, и мне они не подходят. Как и Лере не подошли: она была уверена, что сможет жить по любым правилам, и не смогла. Не смогла убедить себя, что это честные правила и играть по ним ничего не стоит и даже весело! И ей пришлось вернуться к прежним надоевшим и устаревшим правилам, оставив новые для кого-то другого, кто может их принять. Андрей Ильич знал совершенно точно, что по этим правилам он играть не сможет. Значит, придется их нарушить – а то и разрушить!.. Но те, кто их придумал, вряд ли на это согласятся. Мотя приотстала и шумно отряхнулась. Боголюбов оглянулся на нее и зашагал дальше. Одно правило он уж точно нарушил! По нему собаке полагалось сидеть под крыльцом на грязной веревке! А она – вон, трусит себе за ним в новом голубом ошейнике, которым Боголюбов особенно гордился. Улицы города, заваленные снегом, казались совсем деревенскими, зимними, и все вокруг как будто уснуло. Даже собаки не брехали из-за заборов. Одинокая сердитая ворона спикировала на березу, обрушила Боголюбову за воротник мокрый сугроб. – Чтоб тебя, – сказал он вороне, выгребая из-за шиворота ледяную кашу. По спине потекло, а ноги уже давно были мокрыми. Он то и дело топал ими, как бы стряхивая снег, и все без толку. В его доме – адрес Красная площадь, один – было полно народу, тепло и хорошо пахло. – Заходи, – велел Боголюбов собаке. – Заходи, Мотя!.. Она вопросительно посмотрела на него. – Да ладно, – стаскивая один о другой хлюпающие ботинки, проворчал Андрей Ильич, – видишь, зима началась! У печки надо греться, а не на холоде ушами трясти. И пошел на кухню. На чистых половиках за ним оставались мокрые темные следы. – Где ты был-то? – первым делом спросила Юлька. – Мы тебя полдня ждем! Щеки у нее горели, как будто от температуры. В большой эмалированной кастрюле она обеими руками что-то месила. Боголюбов подошел и заглянул. – Куда ты лезешь? Куртку сначала сними, у меня все стерильно! – Нет, а что происходит? – Тесто происходит, – объяснила Юлька и тыльной стороной ладони откинула волосы со лба. – Меня Лера заставила. Сказала, что уха без водки и расстегаев – не уха. Водку Саша принес, – добавила она, как будто хвастаясь Сашей. – Вон в холодильнике. А это будущие расстегаи. В гостиной круглый стол был накрыт камчатной скатертью, в центре композиция «Медведь на воеводстве». Лера пыталась втиснуть в подсвечники толстые свечи. У нее никак не получалось, воск крошился, мелкие белые стружки сыпались на темный комод. Боголюбов подошел, взял у нее свечу и засунул в бронзовую чашку подсвечника. – Спасибо, – сказала Лера смирненьким голосочком. Глаза она уставила в пол. – Не за что, – передразнил ее Боголюбов. В спальне было очень холодно – створка окна настежь – и кругом идеальный уютный порядок, который удавался только Лере. Боголюбов плюхнулся на кровать с шишечками, стянул носки и вдруг вспомнил, что ночью ему приснился сон, и он даже думал, что это очень важный для всей дальнейшей жизни сон и нужно было непременно к нему вернуться, а он не вернулся. Забыл. Забыл, а теперь вот вспомнил. – Лера! – крикнул Боголюбов и прислушался. – Лерка! Она появился в дверях. Глаза по-прежнему долу. Из-за того, что он ее позвал и она явилась, из-за того, что вспомнил сон, из-за того, что в руке у него были мокрые носки, он спросил совсем не то, что собирался: – Что здесь происходит? Водка, расстегаи! Где Саша? Мне нужно с ним поговорить. – Саша ушел к Модесту Петровичу, – все тем же тоном смиренницы сообщила Лера. – Позвать его на уху. Он сказал, раз рыба общая, значит, и уха общая. – Он не придет. – Почему ты так думаешь?.. – Я сейчас был у Сперанского, помнишь, я тебе рассказывал? – И Боголюбов почесал одну ногу о другую. Он был так смущен и растерян, что вот даже чесался, как обезьяна. – Я еще в первый раз видел эту картину! И не сообразил. А сообразил только сегодня. Лера подошла и забрала у него мокрые носки. – Что ты сообразил? Боголюбов неловко слез с кровати и оказался с бывшей женой нос к носу. – Издалека долго, – распевала на кухне Юлька, – течет река Волга. Течет река Волга, конца и края нет… Боголюбов взял бывшую жену за уши и поцеловал. В последний раз они целовались с чувством давным-давно, задолго до того, как он назвал ее новые карьерные устремления «маразмом». Вчерашний поцелуй в буфете меблированных комнат не в счет. После «маразма» целоваться они перестали. С сексом было проще – в конце концов он свелся к привычным, почти гимнастическим упражнениям, а потом и вовсе иссяк, конечно. А потом суп с котом – они развелись. Лера закрыла глаза, обняла его за шею, и от ее объятий ему стало почему-то прохладно и приятно. В выстуженной комнате Боголюбову было очень жарко. Должно быть, у него, как и у Юльки, внезапно поднялась температура. Должно быть, он простудился из-за того, что в разгар весны пошел снег и завалил все вокруг. |