Онлайн книга «Волшебный пояс Жанны д'Арк»
|
— Ты… я… я вам должна. Ты сам знаешь. — Должна? — Кирилл приподнял бровь. — Ты о деньгах… но видишь ли, дорогая Жанна, тебе эти деньги дали. Ты не подписывала никаких бумаг, не давала расписок, обязательств… и в теории можешь просто-напросто послать меня с этим долгом куда подальше. А вместо этого ты послушно терпишь хамство Алиции, Аллочку с ее претензиями, Ольгины щенячьи укусы… Меня тоже терпишь, хотя больше всего на свете тебя тянет собрать вещички и сбежать. Плохая девочка так бы и поступила. Но хорошая терпит… — Ты… издеваешься? — Нет. Проясняю ситуацию. — То есть я хорошая, а ты плохой? Кирилл покачал головой: — Я не плохой. Я расчетливый приспособленец. — Прозвучало почти гордо. И Жанна не нашлась что ответить. Меж тем Кирилл свернул на боковую дорожку, и аллея с фонарями осталась позади. Он вел ее по саду, выбирая тропинки, в темноте почти неразличимые. И постепенно ускорял шаг. — Мы… куда… — Жанна почти бежала. — Летим… так… — Сюда. — Кирилл остановился у деревянного домика, который почти скрылся под гнетом виноградной лозы. Домик был темным и старым с виду. — Это бывшая голубятня. Голубей здесь давно уже не держат. Алиция хотела снести, но я попросил оставить. Он открыл дверь и подал руку. Бывшая голубятня? Еще одно романтическое местечко? Или удобное, чтобы спрятать труп. Чушь какая. Николаша знает, что Жанна ушла гулять с Кириллом. И если она не вернется… А если сговор? Если убийц двое и они обеспечивают алиби друг другу? И тогда Николаша промолчит, а Кирилл… — Ну же, — он подал руку. — Смелей. Ничего я тебе не сделаю. И подумалось, что, будь он убийцей, вряд ли бы сейчас признался в коварном своем замысле. — Это просто место… тихое и спокойное место. Тебе понравится, я уверен. В голубятне было темно. — Здесь лестница… осторожно. Кирилл поднимался и тянул за собой Жанну. Лестница была узкой и старой, как сам дом. Ступеньки хрустели под ногами, опасно прогибались, но держали. — Я уже говорил, что прятался здесь, когда совсем невмоготу становилось. — Кирилл выбрался на крышу и руку протянул, помогая Жанне. Холодно. Или нет — прохладно. Сама крыша плоская, поросшая толстым зеленым мхом, и мох этот влажный, но Кирилл все равно садится. Небо темное. Звезды яркие, рассыпались белым бисером. — Когда родители погибли, мне было восемь. К Алиции я попал в девять… почти десять. Полтора года по детским домам… четыре сменил. Сложный ребенок. Это почти приговор. Кому захочется возиться со сложным ребенком, когда хватает тех, которые… Кирилл подтянул колени к груди и обнял. — Не самый лучший период в моей жизни. Да и… наверное, я был слишком взрослым, чтобы принять перемены легко. Кирилл помнил аварию. И не только ее, но весь день, с самого утра начавшийся неудачно. Они проспали. Накануне долго паковали чемоданы, в целом-то упакованные загодя, но маме вдруг показалось, что она все сложила неправильно. И не взяла кое-какие несомненно важные вещи. Она разбирала, складывала и перекладывала, ворчала, что отец не хочет ей помогать, а тот лишь посмеивался, мол, к чему столько набирать-то? На десять дней едут, а она как на год… И родители не ругались, они никогда не ругались, только легли поздно, а утром проспали. Не настолько, чтобы вовсе забыть о поездке, но серьезно. И мама металась по дому, хватаясь то за одно, то за другое… Папа сносил вещи в машину. Кирилл чистил зубы и ныл… Он тогда много ныл, жаловался, не понимая, что жаловаться-то не на что. Мама поторапливала, а ему казалось, что она его не понимает, и он нарочно все делал медленно. — Вот опоздаем на самолет и никуда не поедем точно, — раздраженно сказала мама, которая сама была готова к выходу, и даже в пятый уже раз кряду проверила, перекрыты ли вода и газ. На отдых хотелось. И к машине Кирилл спускался бегом. Он устроился на заднем сиденье и пристегнулся, не потому, что был сознательным, но отец велел. А с отцом спорить было бесполезно. — Успеем? — выдохнула мама, промокая бумажной салфеткой лоб. — Успеем, — отец ответил уверенно. Потом сказали, что он превысил скорость. И с управлением не справился. И куда было так спешить? На отдых. На самолет, который грозился улететь без семейства Тисовых, что было вовсе никак невозможно. И Кирилл, лежа в больничной палате, почему-то все думал об этом самолете, о том, как их ждали-ждали и не дождались, а все потому, что он, Кирилл, слишком медленно чистил зубы. И ныл, что не станет надевать джинсы. И со шнурками ботинок возился, испытывая мамины нервы на прочность. Мамы не было. Папы тоже. Об этом Кириллу не сказали сразу, и он наивно думал, что они тоже болеют. Зато приходили из милиции с расспросами. Он рассказал о том, что помнил. О ремне, который раздражал. Кирилл слишком взрослый, чтобы пристегиваться, но с папой не поспоришь. Его вообще отвлекать нельзя, он машину ведет. Мелькает город за окном, как-то очень быстро, но Кирилл не боится. Напротив, скорость приводит его в восторг, он бы запел, но пение отвлекать будет, и… …И он тянется к маме, чтобы сказать что-то очень важное. Что? Кирилл не помнит. У него голова болит, когда вспомнить пытается. Главное, он видит и мамины волосы, собранные в хвост, и ее глаза в зеркале… и, кажется, себя тоже видит. А потом… Потом удар. Больница. Из больницы его отправили в приют. — У отца родственников не было. А у мамы — тетка, у которой своих четверо. Взрослые все, но там… Я позже их нашел и понял, что с приютом мне даже повезло. В приюте мне было… сложно. Он вытащил из кармана жестянку с леденцами и, протянув Жанне, предложил: — Хочешь? А то я курить бросаю… — И как? Илья тоже бросал, но не с леденцами, с пластырями. И с никотиновой жевательной резинкой. И еще с чем-то современным и прогрессивным, но не способным избавить от дурной привычки. — Да… не очень, честно говоря. Курить все равно хочется. Но ничего, перетерпится. Он подкинул жестянку на ладони. Кирилл ненавидел приют. Серые стены. Яркие картинки. Решетки на окнах. Гулкие коридоры с высокими потолками. Комнаты на четверых. Вечно холодные батареи и окна, из которых даже летом сквозило. |