Онлайн книга «Хищники с Уолл-стрит»
|
К трем дня контора наполовину опустела. Брокеры ОФЛ и ассистенты по продажам наперегонки уже спешили на пляжи. С минуту я пестовал собственное бегство. На выходных нет лучше места, чем Наррагансетт. Каменистые пляжи. Соленый океанский воздух. Неустанный грохот волн, затмевающий любую симфонию из всех написанных Бетховеном. Вот только я больше не слышал их мелодичные раскаты. Фото на берегу сменили трехчасовое погружение и пустой дом по ту сторону. На моем столе Финн и Эвелин будут смеяться всегда. Они обнимаются, озаренные мозаикой солнечных лучей, проглядывающих сквозь бегущие осенние облака. Белая полоска над левой губой Эвелин резко выделяется на фоне ее кофейной кожи. Я любил этот шрамик, старый софтбольный трофей от скольжения до основной базы на животе. Он служил знаком бойца, возлюбленной и женщины, чтить и оберегать которую я присягнул. И пока я смотрел на фото, моя старая немезида подняла свою омерзительную башку и вопросила: «Где ты был, когда это было важно?» Оглядываясь в прошлое, я думаю, этот гомункул, пожалуй, оказал мне услугу. Этот вопрос взъярил меня. Горе – не выход. Бегство – один из соблазнов Род-Айленда – не выход. Вранье Чарли стало моим личным делом. Оно поставило под удар мою карьеру, мою репутацию. Деннис Козловски. Джеффри Скиллинг. Гроув О’Рурк. Чтобы понять мой гнев в тот момент, надо иметь представление о велоспорте. Во время каждой напряженной гонки кто-нибудь непременно пытается сделать рывок. Не просто рывок, а спурт – короткий взрыв, увенчивающий славой одного человека. И этот рывок выводит меня из себя. Он щелкает каким-то выключателем внутри, напоминающим, что я офигенно ненавижу проигрывать. В созерцании задницы в спандексе, пересекающей финиш перед тобой, есть что-то постыдное. Кто-то другой вкушает радость победы за мой счет. Может, словечко «schadenfreude» – упоение чужими несчастьями – состряпал какой-нибудь немецкий велосипедист. Спурт распаляет мой гнев, дает топливо для моего отчаянного броска к финишу. Выигрываю я не всегда, но в эти последние секунды для меня не существует катастроф или пытки моего вида спорта. Я свиреп. Я беспощаден. Верх берут инстинкты, и я не думаю. Вот то же я чувствовал и в пятницу вечером. Две цены акций были единственными намеками на последние действия Чарли при жизни. Не располагая ровным счетом ничем, я нутром чуял, что что-то тут есть. Может, «Келемен Груп» инвестировала в «АРИ Капитал». Может, нет. Зато ясно, что Романов и Келемен что-то обсуждали перед тем вечером в «Аквариуме Новой Англии». Что означают 31.12 и 30.11? Набрав номер «АРИ Капитал», я велел телефонистке переключить меня на Романова. – Он на встрече. – Выудите его. – Я не могу, – упиралась она. – Как вам угодно. Но не вините меня, когда он развоняется. Азбука брокера. Заставь привратника усомниться в прикрытии. Тридцать секунд спустя Русский Маньяк ответил на звонок. – Что такого важного, Гровер? – Его слова грохотали так, что казалось – трубка вот-вот разлетится вдребезги. – Мне надо тебя повидать. – Я велю секретарше вклинить тебя куда-нибудь, – ответил он с явным раздражением. – Сейчас же. – Я занят. – Прекрасно! Скажем, выпьем что-нибудь в Гарвардском клубе. – Прошу прощения? – Ты прав. В четыре слишком рано. Лучше перенесем на четыре сорок пять. – Гровер, не знаю, что за игру ты затеял, – ответил он, – но сегодня пятница, и у меня есть планы. – Как и у половины твоих соседей, если ты не покажешься. – И что сие должно означать? – Ты можешь составить мне компанию за бокалом. А можешь внимать моей вечеринке у тебя на крыльце все выходные. Я собираюсь запостить приглашение на бесплатную пиццу и пиво в «Крейгслисте» {84}. Пара-тройка кегов – и народ обоссыт тебе все кирильцо. Любопытно, что скажут соседи. – Что за кирильцо? – Крыльцо по-чарльстонски. Никакого расшаркивания. – Один бокал, – наконец уступил он. Когда мы закончили разговор, Энни сказала: – Слышь, босс, я не против, если ты соскочишь сегодня пораньше. – Несомненно, она слышала мою половину беседы. – Вот спасибо! – Слышь, босс, – не унималась она. – Ага? – Раз уж ты сегодня соскакиваешь пораньше, не против, если я тоже сорвусь, а? – Покедова. – Лучше тебя не сыщешь, – откликнулась она и засобиралась. Впервые за долгое-долгое время мне было неинтересно строить домыслы по поводу выходных Энни. Мне нужны были только ответы о двух ценах, отношениях АРИ с «Келемен Груп» и почему Чарли подделал мое имя на этом треклятом письме. Глава 35
Гарвардский клуб на Западной 44-й стрит давал мне преимущество игры на своем поле, а заодно помогал удовлетворить потребность поглядеть на Романова свысока. Русский Маньяк – не член клуба. И никогда им не будет. Его похвальба «трехзначной доходностью» достала меня до чертиков. Зато ему никогда не подписывать аккуратные миниатюрные счета, отпечатанные малиновыми чернилами. Сворачивай на юг, велел я себе. Поменьше агрессии. Побольше обходительности. Это единственный способ разнюхать сведения. Романов прибыл ровно в 4.45. На нем был бежевый парусиновый костюм без единой морщинки, хотя дело шло уже к вечеру. Его белоснежная рубашка до сих пор выглядела хрустящей и свежей, выгодно подчеркивая черный шелковый галстук и золотые запонки. Я чуть не попросил его не просыпать крахмал на малиновые ковры и налощенный паркет. Русский Маньяк – отнюдь не метросексуал. И все же мне непонятно, как столь агрессивный субъект может носить французские манжеты. По выходным он боксирует. Гоняет на «Порше». Ему больше подходит тренировочный костюм, а не «Феррагамо». Истолковать эти противоречия я не мог, а о жизни Романова до Уолл-стрит ничего толком не знал. Ходили слухи, что он водил такси, чтобы оплатить учебу. «Погуглю» его потом. Мы направились в угол, где Романов начал с места в карьер: – В чем дело, Гровер? – Обе «р» в моем имени скатились с его языка сочно, гладко и маслянисто – не совсем basso profundo {85}, но близко к тому. Если разливать его голос по бутылкам, фабриканты шоколада останутся не у дел. – Ты мне и скажи. – У меня нет времени на игры, Гроув. – Руки у него смахивали на массивные тараны – сплошь жилы и костяшки. |